Итак, профессор МакФадден и другие члены представляемой им организации, занимающейся, судя по всему, изучением истории ордена тамплиеров, отрицали возможность того, что Священное Полотно когда-то находилось в руках тамплиеров. Более того, профессор уверял Анну, что он равнодушно относится к этой реликвии, потому что это Священное Полотно, как установили ученые, датируется тринадцатым или четырнадцатым, а отнюдь не первым веком нашей эры и что он, профессор, с пониманием относится к суевериям простых людей, но лично его эти суеверия не касаются и даже не интересуют. Факты и только факты — вот о чем он готов был поговорить.
Анна решила позвонить Софии. Ей хотелось пообщаться с ней и, возможно, выудить что-нибудь о том, как нужно вести себя с профессором Марше. Однако София не ответила на ее звонок, и Анна начала задумчиво листать свою записную книжку. И вдруг она отчетливо осознала: она, без сомнения, на правильном пути. Как она этого раньше не понимала? Да, пусть это все кажется безрассудством, но если она все-таки права и то, что происходит с Полотном в наше время, связано с людьми из прошлого?
Ночью она спала плохо. В последнее время она даже привыкла к тому, что ее по ночам мучают кошмары. Ей казалось, что какая-то неведомая сила переносит ее в далекое жестокое прошлое, делая свидетелем ужасных страданий людей. Она видела, как сжигали на костре Жака де Моле, Жоффруа де Шарнея и других тамплиеров. Она была там, сидела в первом ряду, видела, как они горят, и чувствовала на себе суровый взгляд Великого магистра, требующий, чтобы она ушла отсюда.
— Уходи, не пытайся что-то узнать о нас, иначе испытаешь на себе правосудие Господне.
Анна снова проснулась от ужаса, вся в поту. Великий магистр не хотел, чтобы она продолжала свое расследование. Если она будет упорствовать, то умрет. Наверняка умрет.
Анна так и не смогла заснуть до утра. Она была уверена, что и в самом деле побывала там, на parvis
[5] собора Парижской Богоматери, в тот самый день — 19 марта 1314 года, — когда был сожжен на костре Жак де Моле, и Великий магистр потребовал от нее, чтобы она не продолжала свое расследование, чтобы не искала Священное Полотно.
Ей казалось, что ее судьба предрешена. Но она решила не отступать, хотя и боялась Жака де Моле, который, похоже, не хотел, чтобы она узнала правду. Она уже была не в силах повернуть назад.
* * *
Пастырь Баккалбаси отправился в путь вместе с Исметом, племянником Франческо Тургута, работавшего привратником в соборе. Из Стамбула они полетели прямым авиарейсом в Турин. Другие члены Общины добирались туда разными путями: из Германии, из других городов Италии, даже из самой Урфы.
Баккалбаси знал, что так поступил бы и сам Аддай. Никто не будет знать, где он, Баккалбаси, находится, где прячется, он же будет наблюдать за всеми, контролируя каждый их шаг и руководя ходом операции по различным мобильным телефонам. У них у всех было по нескольку мобильных телефонов. Впрочем, Аддай приказал не злоупотреблять мобильной связью, а стараться общаться по телефонам общего пользования.
Мендибжу предстояло умереть, а Тургут должен был взять себя в руки — иначе и он умрет. Других вариантов не было.
Возле их домов в Урфе стали чаще появляться полицейские — знак того, что Департамент произведений искусства уже знал больше, чем им, членам Общины, хотелось бы.
Баккалбаси был в курсе этого еще и потому, что его двоюродный брат работал в полицейском управлении Урфы. Будучи добросовестным членом Общины, он сообщил ее руководителям о проявляемом Интерполом интересе к туркам, эмигрировавшим из Урфы в Италию. Еще не было известно, до чего именно хотели докопаться сотрудники Интерпола, однако они запросили подробную информацию о некоторых семьях, принадлежавших к Общине.
Сигналы тревоги поступали отовсюду, и Аддай уже назначил своего преемника на случай, если с ним самим что-нибудь произойдет. Внутри их Общины была еще одна тайная община, действовавшая в обстановке еще большей секретности. Члены этой малой общины должны были сменить тех, кто падет в борьбе, а жертвы были неизбежны — Баккалбаси чувствовал это всем своим нутром.
Он смело довел Исмета до самого жилища Тургута. Когда привратник открыл дверь и увидел их, он испуганно вскрикнул.
— Успокойся, человек! Зачем кричишь? Хочешь поднять на ноги весь епископат?
Они зашли в жилище Тургута, и тот, уже немного успокоившийся, рассказал им последние новости. Тургут чувствовал, что за ним следят, причем еще со дня пожара. И отец Ив смотрел на него как-то странно… Безусловно, он был любезен с Тургутом, однако в его глазах было что-то такое, что заставляло Тургута быть осторожным, иначе он мог умереть. Да-да, именно так, Тургут отчетливо это почувствовал.
Они стали пить кофе, и пастырь велел Исмету впредь все время находиться рядом со своим дядей. Тургут должен был представить племянника людям, работающим в епископате, и сообщить им, что Исмет будет жить у него. Баккалбаси также поручил Тургуту показать Исмету тайный лаз, по которому можно попасть в подземные туннели, потому что, возможно, некоторым членам Общины, приехавшим из Урфы, придется скрываться именно там и нужно будет приносить туда им еду и воду.
Затем пастырь ушел: ему еще предстояло встретиться в разных местах с другими членами Общины.
43
— Что будем делать? — спросил Пьетро. — Возможно, нам нужно пойти вслед за ним.
— Мы не знаем, кто он, — ответил Джузеппе.
— Он турок, это же видно.
— Если хочешь, я пойду за ним.
— Не знаю, что тебе и сказать. Ладно, пойдем к привратнику и постараемся как бы, между прочим, спросить, кто это вышел из его дома.
Исмет открыл дверь, думая, что пастырь Баккалбаси что-то забыл и потому вернулся. Увидев двоих мужчин, похожих на полицейских, юноша нахмурился. «Полиция, — подумал он, — тут как тут».
— Добрый день. Мы хотим поговорить с Франческо Тургутом.
Юноша показал знаками, что он их плохо понимает, и позвал своего дядю, обратившись к нему на турецком языке. Старик, появившись в дверях, был не в силах заставить свои губы не дрожать.
— Видите ли, мы все еще продолжаем расследование пожара в соборе. Нам хотелось бы, чтобы вы попытались вспомнить какие-нибудь подробности, что-нибудь такое, что привлекло ваше внимание.
Тургут почти не слышал заданного вопроса: все его душевные силы уходили на то, чтобы не заплакать.
Исмет подошел к своему дяде и, положив руку ему на плечо, пытаясь хоть как-то приободрить его, ответил вместо него, мешая итальянские слова с английскими.
— Мой дядя — пожилой человек, и он много натерпелся после того пожара. Он боится, что из-за его преклонного возраста могут подумать, что он уже не в состоянии работать, и уволят его, посчитав, что он не был достаточно внимательным. Вы не могли бы оставить его в покое? Он уже рассказал вам все, что помнил.
