Джордан замер в неподвижности. Его глаза были широко раскрыты, но он не видел перед собой ничего. Он превратился в маленького московского мальчика, которым никогда не был, которым, наверное, был его дед, много лет назад, может быть, так же сидевший у окна в родительском доме перед тем, как навсегда покинуть этот завораживающий город. Его охватило незнакомое, очень яркое ощущение полноты и завершенности жизни, как будто в его жилы вливалась новая кровь. На долю секунды он стал по-настоящему русским, и это чувство, уйдя глубоко в подсознание, уже навсегда осталось с ним.
5. Киев, 17 июня
И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное,
говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и
сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг
друга; и дан ему большой меч.
(Откр.6:3–4)
В Борисполе их, однако, никто не ждал. Джордан попробовал пару раз дозвониться до Леонида, но тот был недоступен. Получив багаж, путешественники решили подождать полчаса в аэропортовском кафе за чашкой чая, и, если никто так и не объявится, ехать в город самостоятельно. Юра достал свой наладонник и погрузился в переписку, Вера занялась выбором пирожных, а Джордан направился к газетному киоску за свежей порцией кроссвордов.
Народу в аэропорту с утра было немного. У самого входа в кафе в зале ожидания внимание Джордана привлек странный персонаж, разместившийся с ногами в высоких черных ботинках на сиденьях в крайнем ряду. Мужчина с густыми черными усами и основательной небритостью был одет в добротный темный драповый пиджак, на голове его была светлая полотняная кепка, но вместо брюк Джордан с удивлением увидел на незнакомце длинные, ниже колен, то ли трусы, то ли тонкие пляжные шорты ярко-красного цвета в белую звездочку. На полу рядом стоял объемистый полиэтиленовый пакет, похоже, с пустыми бутылками. Господин сидел, откинувшись на боковой поручень, лицо его было землисто-серого цвета, а голова то и дело падала на грудь. Похоже, ему было нехорошо.
Оглядевшись по сторонам, Джордан заметил прогуливающегося около обменника милиционера и поспешил к нему за помощью. Невысокий белобрысый веснушчатый сержант тут же подошел к сидевшему и стал о чем-то спрашивать его. Джордан, припомнив нравы московских стражей порядка, уже пожалел, что позвал милиционера, но тот быстро сбегал куда-то и вернулся с медсестрой в белом халате. Сняв с бродяги пиджак и закатав рукав лоснящейся от грязи клетчатой фланелевой рубахи, девушка сделала укол и высыпала ему в ладонь несколько таблеток. Сержант с добродушной улыбкой еще немного поговорил с мужчиной, лицо которого постепенно приобретало более здоровый оттенок. Тот кивнул головой и, прихватив свой багаж, потихоньку двинулся к выходу. Милиционер проводил его, придерживая под локоть.
Этот вроде бы незначительный эпизод неожиданно поднял Джордану настроение. Он сразу почувствовал себя увереннее в этом незнакомом городе и решил, что все здесь пройдет хорошо. Это ощущение еще только формировалось в его голове, когда телефон зазвонил, и он услышал извинения Леонида. Тому пришлось менять на дороге колесо, и он не слышал звонков Джордана. Теперь он уже ждал их на стоянке.
Леониду Гринбергу было под пятьдесят. Крупная круглая голова с чуть седеющими, коротко стриженными темными курчавыми волосами, плоский нос и бронзовый загар делали его похожим скорее на жителя северной Африки. Кроме него в машине оказалась очень полная молодая девушка в светлом летнем платье, казавшаяся поначалу немного смущенной.
– А это Лиза, моя дочь, – представил девушку Леонид. – Дело в том, что папа сейчас на приеме у врача, и Лизонька вызвалась пока показать вам город.
– Если профессор болен, – возразил Джордан, – мы ни в коем случае не будем его беспокоить.
– Нет-нет, – отозвалась Лиза нежным тоненьким голоском, таким неожиданным при ее комплекции. – Просто у дедушки сегодня плановый осмотр, и часа через три он освободится.
Леонид привез их к Андреевскому спуску и отправился по делам, договорившись с дочерью о месте встречи. Мягкое киевское солнце просеивало лучи сквозь пышный веер зелени, которая была здесь всюду. Казалось, этот привольно разместившийся на холмах у Днепра город был задуман и построен с мыслью о том, что люди и деревья должны всегда жить рядом, как одна большая семья.
Лиза, как заправский гид, рассказывала гостям о Владимирском соборе, доме Турбиных и других достопримечательностях. Обращалась она при этом к Вере, но, нет-нет, да и бросала, поправив длинную черную косу, быстрый взгляд в сторону Юры, который, чуть поотстав, щелкал фотки каким-то хитрым гаджетом.
Неторопливо двигаясь вниз по булыжному спуску в сторону Подола, Джордан рассматривал лотки со старыми тележными колесами, деревянными корытами и стиральными досками, натянутые вдоль заборов веревки с вязаными носками, полотенцами и белоснежными сарафанами, расшитыми ярким цветочным узором, картины с местными видами, приставленные к стенам старых домов с облупившейся штукатуркой, и балконы с красивыми железными оградами, державшиеся на честном слове. Зеленые ветки каштанов, покрытые частой завязью, тихо шелестели над головой, просвечивая на солнце широкими лапчатыми листьями.
Заиграл баян. Рядом, на парапете немолодой мужчина в вышитой украинской рубахе, надетой поверх потертых джинсов, растягивал меха и ловко перебирал пальцами по кнопкам, бросив рядом кепку. Лиза с Юрой остановились у прилавка, где были выставлены забавные глиняные фигурки чубатых запорожцев и дородных крестьянок, ярко раскрашенные неизвестным художником, а Вера и Джордан шли дальше. Остановившись на дощатом мостике, Вера положила руку на горячие от солнца шершавые чугунные перила и глубоко вздохнула.
– Знаешь, – медленно произнесла она, – когда я приезжаю в незнакомый город, всегда себя спрашиваю, хотелось бы мне тут жить или нет. Вот здесь я хотела бы жить.
– Почему здесь? – спросил Джордан, накрыв своей ладонью ее теплые пальцы.
Вера немного подумала.
– Здесь есть воздух, – коротко ответила она, и Джордан понял ее.
Внизу лежал Подол, широко раскинувшись у берега Днепра, как загулявший гоголевский казак. За рекой стоял белыми шеренгами в чистом поле современный спальный район, а наверху, на горе, где поставил когда-то крест сам святой апостол Андрей Первозванный, укротив и заставив вернуться в свои берега буйно разлившееся вокруг море, возвышалась бархатно-зелеными куполами, украшенными золотым позументом, безмолвная пятиглавая церковь.
Вернувшись назад, они прошли по Владимирской к Софийской площади, а оттуда к Золотым воротам. Конструкция из красного кирпича с подъемной решеткой хоть и выглядела внушительно, не вызвала у Джордана никаких эмоций. Было заметно, что это новая постройка, а остатки древней кладки на розоватом керамическом растворе были видны лишь изнутри у самого основания ворот.
– А поехали на Крещатик! – предложила Лиза, и вся компания двинулась к метро. Станция была похожа на княжеские палаты, сложенные из белого камня и украшенные мозаикой с ликами святых. Проехав одну остановку, они поднялись наверх и оказались на широкой улице, застроенной огромными зданиями из серовато-желтого камня. Под предводительством Лизы они направились в сторону Майдана.
