Олег простил его за порчу своего имущества (двести тысяч евро за один грамм!). Более того, прикрыл глаза на его шуры-муры с Андреевой. Зря. Существуют люди, которых расхолаживает хорошее отношение. Они уважают только хозяев, которые, подходя к ним, берут в руки палку, а лучше хлыст, а то и револьвер.
Плох тот солдат, который не хочет быть генералом? Вздор! Есть солдаты, которые быстренько дезертируют, а то и убьют собственного генерала, если лишатся страха быть прогнанными через строй. Но Олег допустил просчет, вернее, сделал вид, будто ничего не замечает или происходящее его напрямую не касается, а получилось, будто молча одобрил, а в результате породил чудовище.
Валентин сбежал в Зону во время третьей своей ходки. Первая прошла на ура. Москва приняла его как родного. Он мог разгуливать где угодно, входить в любые дома и квартиры и выходить, когда пожелает. Условно мирные аномалии его не трогали, агрессивные обходили десятой дорогой. Даже мутанты вели себя в его присутствии так, будто не видели.
Второй заход, более продолжительный, уже на сутки, включал ночевку и обязательный выход на улицу. Валентин развеял миф о том, что по Москве нельзя перемещаться ночью, причем сделал это играючи. Отдельный вопрос, можно ли его по-прежнему считать человеком, тогда не вставал.
Это были прорыв и победа. Для всех. Теперь результат стоило закрепить, а после проверки временем начать уже масштабные эксперименты. В обозримом будущем Москва снова оказалась бы заселена, причем людьми, которые плевать могли с высокой колокольни, находятся они в Зоне или вне ее. Однако во время третьей ходки Валентин пропал.
Само собой, за ним отправили группу из подопытных. Не вернулся никто. За семьями и друзьями пропавших установили слежку, и через месяц некий Алексей Мельников пришел за своей женой.
Несчастную, уже оплакавшую мужа и собирающую жизнь по кусочкам, удалось уберечь от лишнего стресса: Алексея взяли на подходе. А потом началась чертовщина и почти воскресная проповедь, касающаяся эволюции и «божественных деток». Подопытный заливался соловьем и агитировал идти вместе с ним.
Производство «радужек» прекратили. Все уже сделанные артефакты рассовали по сейфам. Ученых спешно бросили на другое направление: бороться с угрозой психического воздействия и противостоять эмо-ударам. Но… у него ведь в клинике не абы кто работал, а Джульетта, лишившаяся своего Ромео!
Разумеется, из всех знакомых и незнакомых, известных и не особенно популярных сталкеров Андреева выбрала единственного, общение с которым сулило проблемы. Того, кто не просто отказался работать на Олега, но казался опасным. И Ворон отказался, а потом поплелся в Москву и спас Николя.
На всем свете существовала одна-единственная вещь, которую Олег Дмитриев ненавидел страшно, всеми фибрами души, – неопределенность.
Теперь получалось, что он в долгу перед Вороном. Однако прежде чем этот долг отдавать, следовало поинтересоваться, что об этом думает сам Ворон, потому как любые телодвижения Дмитриева тот принимал в штыки и вроде был неплохим мужиком, но отчего-то решил, будто знает причины, побудившие Олега заняться Зоной. Надуманные причины Ворону не нравились, а следовательно, не нравился и сам олигарх.
– Ты, разумеется, можешь меня ненавидеть, но страну ты покидаешь. Немедленно, – оборвав себя на половине фразы, сказал Олег.
– Я и сам не стремился ехать сюда, – ответил Николай, даже не огрызнувшись. – И вернусь с удовольствием. Это ты потащил меня в Россию.
– О’кей, я это сделал, потому что не хотел видеть вместо сына… – Олег замолчал. Съезжать на порядком опостылевшую тему не хотелось, к тому же он устал. – В общем, возвращайся и делай как хочешь. Записывайся волонтером в Африку, во всяком случае, любое Сомали безопаснее Москвы. Уходи в монастырь, я переживу, что внуков у меня не будет, в крайнем случае усыновлю кого-нибудь. Да хоть оденься в рубище и ходи по городам, замаливая грехи человечества.
– Не хочу.
Олег слегка напрягся и, прищурившись, спросил:
– Чего именно?
– Ходить по городам и строить из себя фанатика или юродивого не хочу. И в монастырь – тоже. Если только в женский.
Олег приподнял брови. От сына, постоянно ищущего себе приключений, причем на голову, а не на пятую точку, как большинство подростков, он подобных слов не ожидал. Он ведь и потащил Николя в Россию только из-за того, что боялся вступления того в какую-нибудь секту.
– Это тебя Зона так изменила? – спросил он осторожно.
– Не совсем. Просто поговорил кое с кем.
– М-м?..
– Ты просил его имя в твоем присутствии не упоминать.
– Я погорячился.
– В общем, Ворон объяснил, что я как бы все делал не из желания служения, а руководствуясь чувствами прямо противоположными. А я не хочу выглядеть ослом еще и в собственных глазах. Мне не понравилось.
– И сколько вы проговорили? – Отчего-то именно этот вопрос заинтересовал Олега в первую очередь. Он прекрасно помнил целых полгода, когда таскал Николая по психоаналитикам, причем без толку, а этот сталкер, значит, справился меньше чем…
– У нас было не так много времени. Минут пять.
Олег на несколько секунд прикрыл глаза. Когда он открыл их, со лба исчезли тревожные морщинки, а лицо разгладилось, сделавшись моложе на десяток лет.
– Пять минут, значит, – проговорил он. – Теперь я точно в долгу перед этой сволочью.
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Из приоткрытого окна потянуло холодом, и тот не преминул хорошенько пройтись по позвоночнику. Олег не любил предчувствия – как приятные, так и нет. Первые вызывали сомнения. Вторые бередили воображение.
Он поднял трубку и спокойно выслушал отчет. Нечто подобное он предполагал. Не ждал, иначе обязательно принял бы меры, но допускал. Валентин все же перешел ту черту, которую Олег провел для него мысленно. Теперь от него следовало избавляться, поскольку сам Сизов не остановится. До этой черты его следовало хорошенько приложить. Получив удар в лоб, человек неглупый сначала бесится, а затем начинает думать, и возможно – в правильном направлении. Но после незримой границы он уже не способен измениться и будет только мстить. Олег сам прошел через подобное, и ему не понравилось.
– Ясно. Буду. – Он отключил аппарат и привычно убрал в карман. Те, кто боится за якобы вредоносное излучение мобильных телефонов, просто мнительны и не сталкивались с вещами много хуже потенциальной угрозы. Олег же как привык носить телефон в кармане или в специальном чехле на поясе, так и носил: с университета. Менялись времена и мода, аппараты становились меньше, изящнее, функциональнее, но они всегда лежали под рукой, а очередному ахающему по этому поводу доброхоту Олег советовал пойти подальше.
Он слишком хорошо помнил придурков от медицины и искусствоведения, которые на полном серьезе утверждали, что странные сочетания цветов на картинах Поля Гогена – влияние определенного вида паразитов, поселившихся в его организме. А Гоген просто вырос в Перу и видел гору Аусангате. Олег тоже видел ее и не удивлялся цветосочетанию.
