– Значит, Леон был вашим товарищем по охоте и вашим таксидермистом, – сказала Джейн.
– Не каким-нибудь таксидермистом. Его работы вошли в легенду.
– Мы видели статью о нем в «Хаб мэгэзин». «Мастер охотничьих трофеев».
О’Брайен рассмеялся:
– Ему эта статья понравилась. Повесил ее в рамочке на стене.
– Эту статью много комментировали в Интернете. Там было и несколько довольно нелицеприятных высказываний об охоте.
О’Брайен пожал плечами:
– Ну, это в порядке вещей. Я тоже получаю угрозы. Люди, что звонят во время программы, хотят забить меня палками, как свинью.
– Да, я слышал некоторые из этих звонков, – сказал Фрост.
Голова О’Брайена мотнулась, словно бульдог услышал сверхзвуковой свисток.
– Вы слушаете мои передачи?
Он как будто ждал, что Фрост ответит: «Конечно слушаю! Мне нравится ваша передача, я ваш большой поклонник!» Человек, который жил на такую широкую ногу, так ярко, человек, который с удовольствием мог выставить средний палец любому, кто его презирал, – этот человек жаждал признания.
– Расскажите нам о людях, которые вам угрожали, – попросила Джейн.
О’Брайен рассмеялся:
– Моя передача достигает многих ушей, и некоторым не нравится то, что я говорю.
– Какие-то угрозы вас обеспокоили? Скажем, исходящие от противников охоты.
– Вы видели мой арсенал. Пусть попробуют сунуться.
– У Леона Готта тоже был арсенал.
Он замер со стаканом виски у рта. Потом опустил стакан и нахмурился:
– Вы думаете, что это был какой-то чокнутый из числа любителей животных?
– Мы рассматриваем разные гипотезы. Поэтому хотим услышать обо всех угрозах, которые вы получаете.
– О каких? Стоит мне открыть рот, и немедленно какая-нибудь категория слушателей выходит из себя.
– Кто-нибудь из них говорил, что хотел бы подвесить вас и выпотрошить?
– О да, это уже оскомину набило. Хотелось бы уже, чтобы она выдумала что-нибудь новенькое.
– Она?
– Одна из идиоток, что звонит регулярно. Сюзи… фамилию не помню. Звонит все время. «У животных есть душа! Люди – вот настоящие дикари!» Бла-бла-бла.
– Кто-нибудь еще угрожал вам подобным образом? Грозил повесить и выпотрошить?
– Да, и это почти всегда женщины. Расписывают всякие кровавые подробности, как это умеют только женщины. – Он замолчал, внезапно осознав смысл вопроса Джейн. – Вы хотите сказать, что это и произошло с Леоном? Его выпотрошили?
– Вы не могли бы отследить, от кого исходят эти угрозы? Когда в следующий раз кто-то позвонит в таком духе, дайте нам детализацию телефонных звонков.
О’Брайен посмотрел на секретаря, который только что вошел в комнату:
– Рик, ты можешь этим заняться? Добудь им имена и телефоны.
– Конечно, Джерри.
– Но я не могу представить, чтобы кто-то из этих городских сумасшедших воплотил в жизнь свои угрозы, – сказал О’Брайен. – Они просто шлепают верхней губой по нижней.
– Я бы относилась серьезно к любой угрозе, – возразила Джейн.
– Не сомневайтесь, я отношусь к ним чертовски серьезно. – Он поднял подол своей широкой рубахи и показал «глок» в поясной кобуре. – Какой смысл получать разрешение на ношение оружия, если ты его не носишь, верно?
– Леон что-нибудь говорил об угрозах в его адрес? – спросил Фрост.
– Ничего такого, что бы его обеспокоило.
– А враги? Коллеги или члены семьи, которым его смерть могла быть выгодна?
О’Брайен задумался, вытянув губы в трубочку. Он снова взял стакан с виски и несколько секунд смотрел на него.
– Единственный член семьи, о котором он когда-либо говорил, – это его сын.
– Тот, что умер.
– Да. Он много про него рассказывал во время нашей последней поездки в Кению. Сидишь у костра с бутылочкой виски, разговариваешь обо всем на свете. Настреляешь дичи, поешь мяса буша, поговоришь под звездами. Для мужчин это самое главное. – Он взглянул на своего секретаря. – Верно я говорю, Рик?
– Вы сами все сказали, Джерри, – ответил Долан, аккуратно наполняя стакан босса.
– А женщин в этих путешествиях не бывает? – спросила Джейн.
О’Брайен посмотрел на нее как на сумасшедшую:
– Зачем губить совершенно идеальное время? Женщины всегда все портят. – Он кивнул. – О присутствующих речь не идет. У меня было четыре жены, и они до сих пор сосут из меня кровь. У Леона тоже был никудышный брак. Жена ушла с их единственным сыном, настроила парня против отца. Это разбило Леону сердце. Даже когда эта сучка умерла, парень из кожи вон лез, чтобы насолить отцу. Вот почему я рад, что у меня нет детей. – Он отхлебнул виски. – Черт, мне будет его не хватать. Как я могу поспособствовать поиску этого ублюдка?
– Продолжайте отвечать на наши вопросы.
– Я у вас не числюсь в подозреваемых?
– А есть основания?
– Ладно-ладно, без шуток. Задавайте ваши вопросы.
– В Суффолкском зоопарке говорят, что вы согласились пожертвовать им пять миллионов долларов в обмен на снежного барса.
– Совершенно верно. Я им сказал, что чучело должен делать только один таксидермист – Леон.
– Когда вы в последний раз говорили с мистером Готтом?
– Он позвонил в воскресенье – сообщил, что снял шкуру с барса и выпотрошил его. Спрашивал, не нужна ли нам туша.
– В какое время это было?
– Около полудня. – О’Брайен помолчал. – Да бросьте вы, ребята, у вас же наверняка есть данные от оператора. Вы знаете про этот звонок.
Джейн и Фрост раздраженно переглянулись. Несмотря на запрос оператору о телефонных разговорах Готта, они так до сих пор и не получили детализацию. Полиция ежедневно отправляла тысячи таких запросов по всей стране, и телефонным компаниям требовались дни, а то и недели, чтобы дать ответ.
– Значит, он спросил вас о туше, – сказал Фрост. – А что потом?
– Я приехал и забрал ее, – ответил секретарь О’Брайена. – Был дома у Леона около двух часов, загрузил тушу в пикап и привез прямо сюда.
– Зачем? То есть я хочу понять, вы ведь не собирались есть барса?
– Я по крайней мере один раз пробую всякое мясо, – сказал О’Брайен. – Черт побери, да если мне предложат, я попробую и сочную отбивную из человечинки. Но я бы не стал есть мясо животного, начиненное средством для эвтаназии. Мне нужен был скелет. Когда Рик привез тушу, мы вырыли яму и закопали ее. Дадим ей несколько месяцев, пусть мать-природа и черви сделают свое дело, а у меня останутся кости для чучела.
