Именно этого Ростов и стремился избежать.
– Будет гораздо лучше, если ты доложишь им, что снова напал на след.
Хасан пристально смотрел вдаль, словно пытался разглядеть Оксфорд.
– Давай вернемся, – произнес он отрывисто. – Я устал.
Пора «включать приятеля», решил Ростов и приобнял Хасана за плечи.
– Вы, европейцы, такие нежные.
– Можно подумать, у вас, кагэбэшников, в Москве жизнь суровая.
– Хочешь, расскажу русский анекдот? – предложил Ростов, пока они выбирались на дорогу. – Значит, Брежнев решил показать матери, как он хорошо устроился. Привел ее в свою огромную квартиру, заставленную шикарной мебелью: посудомойка, холодильник, слуги, все дела. Она молчит. Он повез ее на дачу: Черное море, вилла с бассейном, частный пляж, еще больше слуг. Она опять молчит. Тогда он посадил ее в «ЗИЛ» и повез в свои охотничьи угодья: домик в лесу, породистые собаки, коллекционное оружие. Наконец, не выдержал и спрашивает: «Мама, что ж ты молчишь? Разве ты мной не гордишься?» А она ему отвечает: «Сынок, все это хорошо, но что ты будешь делать, если коммунисты вернутся?»
Ростов покатился со смеху над собственной шуткой, однако Хасан лишь вежливо улыбнулся.
– Что, не смешно? – спросил Ростов.
– Не очень, – ответил тот. – Тебя заставляет смеяться чувство вины. У меня его нет, вот мне и не смешно.
Они выбрались на дорогу и теперь стояли, глядя на проезжающие машины, пока Хасан отдувался.
– Кстати, давно хотел спросить: правда, что ты спал с женой Эшфорда? – поинтересовался Ростов.
– Да так, немножко… Всего-то четыре-пять раз в неделю, – ответил Хасан и захохотал.
– Ну и у кого тут чувство вины? – поддел его Ростов.
Дикштейн приехал на вокзал пораньше, но поезд задержался, так что ему пришлось ждать целый час. Впервые в жизни он прочел «Ньюсуик» от корки до корки. Наконец появилась Суза. Широко улыбаясь, она почти бегом преодолела турникет. Как и вчера, девушка порывисто обняла его и поцеловала, но на этот раз поцелуй длился дольше. Он почему-то ожидал увидеть ее в вечернем платье и норковой накидке – так одеваются жены банкиров в ресторанах Тель-Авива. Конечно же, Суза принадлежала к другому времени и поколению: высокие ботинки, юбка ниже колен, шелковая блузка и расшитый жилет из тех, что носят матадоры. Она была без макияжа, с пустыми руками: ни пальто, ни сумочки, ни чемодана. Некоторое время они стояли молча, улыбаясь друг другу. Не совсем понимая, что делать дальше, Дикштейн предложил ей руку, как и вчера; кажется, это ей понравилось. Они направились к стоянке такси.
– Куда пойдем? – спросил Дикштейн, когда они сели в машину.
– А вы не заказали столик?
«Черт, все-таки надо было», – подумал он.
– Я не знаю местных ресторанов.
Суза наклонилась к водителю.
– Кингз-роуд, пожалуйста. – Когда машина тронулась, она взглянула на него и сказала: – Здравствуй, Натаниэль.
Никто никогда не называл его так – это пришлось ему по душе.
Полутемный маленький ресторанчик в Челси был очень стильным. Проходя мимо столиков, Дикштейн заметил одно-два смутно знакомых лица и напрягся, но тут же вспомнил, что это популярные певцы, лица которых он видел на журнальных обложках. Хорошо, что его рефлексы не дремлют, несмотря на столь нетипичный вечер. В ресторане было полно людей самых разных возрастов. Это его успокоило: он немного опасался, что будет выглядеть нелепо среди молодежи.
Они сели за столик, и Дикштейн спросил:
– Ты всех своих кавалеров сюда водишь?
Суза одарила его холодной улыбкой.
– Это первая глупость, которую ты сморозил.
– Виноват. – Дать бы себе подзатыльник!
– Что ты любишь из еды? – спросила она, и момент был упущен.
– Дома я ем простую здоровую пищу. В поездках приходится есть всякую дрянь, которую в отелях выдают за «высокую кухню». На самом же деле я предпочитаю блюда, которых не найти ни там, ни там: жареную баранью ногу, пирог с мясом и почками, рагу по-ланкаширски.
– Вот что мне в тебе нравится – ты не имеешь ни малейшего представления о моде, тебе попросту наплевать, – усмехнулась она.
Дикштейн тронул себя за лацканы пиджака.
– Тебе не нравится мой костюм?
– Очень нравится! – ответила Суза. – Он явно вышел из моды еще до того, как ты его купил.
Дикштейн выбрал ростбиф, а Суза – соте из печени, которое она съела с наслаждением. К мясу он заказал бутылку бургундского: более тонкое вино не подошло бы к печени. Знание вин было единственным светским навыком, которым он владел. Впрочем, большую часть выпила Суза.
Она рассказала ему о своих опытах с ЛСД.
– Незабываемые впечатления… Я словно чувствовала свое тело целиком, изнутри и снаружи, я слышала стук своего сердца, я прикасалась к своей коже… Нереальные ощущения. И все вокруг засияло такими яркими красками… Только вот непонятно: вправду ли наркотик открыл для меня потрясающие новые грани или просто обострил мое восприятие? Было ли это иное видение или просто синтез ощущений, которые человек может испытывать в реальности, глядя на мир по-другому?
– Ты не стала пробовать дальше?
Она покачала головой.
– Мне не хочется до такой степени терять контроль над собой. Но я рада, что попробовала.
– Вот поэтому я не люблю напиваться – из-за потери контроля. Хотя, конечно, нельзя сравнивать. Со мной такое случалось пару раз, но смысл бытия познать так и не удалось.
Она небрежно взмахнула рукой, словно отгоняя что-то. У нее была изящная узкая кисть, совсем как у Эйлы; внезапно Дикштейн вспомнил тот же самый жест ее матери.
– Я не верю в наркотики как ключ к решению мировых проблем, – заявила Суза.
– А во что ты веришь?
Она помедлила, глядя на него, улыбаясь краешком губ.
– Я верю в любовь.
Тон ее был немного вызывающим, словно она ожидала услышать в ответ насмешку.
– Такая философия больше подходит для хиппующего лондонца, чем для воюющего израильтянина.
– Значит, не стоит и пытаться обратить тебя в свою веру?
– Я был бы счастлив.
Суза взглянула ему в глаза.
– Никогда не знаешь, в чем твое счастье.
Он сосредоточенно уставился в меню.
– Где-то тут должна быть клубника.
– Натаниэль, кого ты любишь? – спросила внезапно Суза.
– Старуху, ребенка и призрака, – ответил он без колебаний, поскольку не раз задавал себе этот вопрос. – Старуху зовут Эстер; она еще помнит погромы в царской России. Ребенка зовут Мотти; он обожает «Остров сокровищ». Его отец погиб на Шестидневной войне.
