Они подошли к номеру Дикштейна. Тюрин достал мощный карманный фонарик и осмотрел дверной проем.
– «Сторожков» нет, – доложил он.
Ростов молча кивнул, не вмешиваясь: Тюрин знал свое дело. Маленький толстячок был одним из лучших технических специалистов в КГБ. Тюрин вытащил из кармана отмычку, заранее опробованную на двери собственного номера, медленно открыл дверь и осторожно заглянул внутрь.
– Ловушек нет, – вынес он вердикт через минуту и вошел в номер, Ростов последовал за ним, прикрыв дверь. Эта часть работы не доставляла ему ни малейшего удовольствия: он предпочитал наблюдать, анализировать, планировать. Если сейчас войдет горничная или менеджер отеля или даже сам Дикштейн незаметно обойдет «часового» в лобби, это будет так унизительно…
– Давай-ка поторопимся, – сказал он.
Номер был стандартной планировки: при входе – маленький коридор с ванной и гардеробом по обе стороны, квадратная комнатка с односпальной кроватью и телевизором, напротив двери – широкое окно.
Тюрин поднял телефонную трубку и принялся откручивать микрофон. Ростов огляделся, пытаясь составить впечатление о постояльце. Зацепиться было особо не за что. Комната убрана, кровать заправлена, на тумбочке – книжка о шахматных головоломках и вечерняя газета. Никаких следов алкоголя или сигарет, корзина для мусора пуста. В маленьком черном чемодане лежала пара сменного белья и чистая рубашка.
– Всего одна запасная… – пробормотал Ростов.
Он заглянул в ванную: зубная щетка, электробритва с комплектом штепселей и – единственная зацепка личного характера – упаковка таблеток от несварения.
Ростов вернулся в спальню.
– Готово, – доложил Тюрин, возвращая телефон на место.
– Установи еще один за спинку кровати.
И тут зазвонил телефон.
На случай возвращения Дикштейна «часовой» в лобби должен был позвонить в номер, дать два длинных гудка и повесить трубку.
Звонок прозвучал во второй раз. Ростов с Тюриным замерли в ожидании.
Третий звонок.
Они облегченно выдохнули.
Телефон замолчал лишь после седьмого гудка.
– Жалко, что у него нет машины, – сказал Ростов.
– У меня есть пуговица.
– Что?
– «Жучок» в виде пуговицы от рубашки.
– Я даже не знал, что такие бывают.
– Это новинка.
– Найдется иголка с ниткой?
– Разумеется.
– Тогда за дело.
Тюрин подошел к чемоданчику и, не вынимая рубашку, отрезал вторую пуговицу сверху и быстро пришил «жучок» на ее место; его толстые пальцы двигались с удивительной проворностью.
Ростов машинально наблюдал за сотрудником, но мысли его витали далеко. Предпринятых мер недостаточно, крайне важно знать, о чем Дикштейн говорит и что делает. «Жучки» в телефоне и за спинкой кровати можно найти, а рубашку он не будет носить постоянно. Требуется гарантированный результат, а Дикштейн скользкий как угорь – ни малейших зацепок.
– Готово. – Тюрин продемонстрировал свою работу: обычная нейлоновая рубашка со стандартными пуговицами, новая ничем не отличалась от остальных.
– Отлично. Закрой чемодан.
Тюрин повиновался.
– Что еще?
– Посмотри еще раз, нет ли все-таки «сторожков». Не может такого быть, чтобы Дикштейн ушел и не принял никаких мер предосторожности.
Они обыскали номер еще раз – быстро, молча, бесшумно, не выказывая спешки. Существует множество способов установить «сторожок»: волос на ручке двери – самый простой вариант; клочок бумажки, засунутый между боковой стенкой ящика, выпадет при движении; кусочек сахара под толстым ковром будет бесшумно раздавлен под ногой; монетка за подкладкой чемодана съедет вниз, если его открыть…
Они ничего не нашли.
– Все израильтяне – параноики. С чего бы ему быть иным? – рассуждал вслух Ростов.
– Может, его и правда сняли с дела?
– С чего бы еще он вдруг стал таким небрежным?
– Влюбился, – предположил Тюрин.
– Ага, конечно, – засмеялся Ростов. – А Сталина в Ватикане причислили к лику святых. Пойдем отсюда.
Он вышел, и Тюрин поспешил за шефом, тихо прикрыв за собой дверь.
Значит, все-таки женщина.
Пьер Борг был шокирован, изумлен, заинтригован, озадачен и крайне взволнован.
У Дикштейна никогда не было женщин!
Борг сидел на скамейке под зонтом. В посольстве невозможно сосредоточиться: постоянно звонят телефоны, задают кучу вопросов… Пришлось выйти в парк, несмотря на плохую погоду. Дождь лил сплошной стеной, залетавшие капли то и дело гасили сигару, и приходилось зажигать ее заново.
«Уличные художники» довели Дикштейна до квартиры в Челси, где он встретился с женщиной. «Они занимались любовью, – доложил один из агентов. – Я слышал, как она кричала». Опросили консьержа, но тот ничего не знал о женщине, кроме того, что она близко дружила с владельцами квартиры.
Напрашивался вывод: Дикштейн снял квартиру (и подкупил консьержа) для свиданий с женщиной из противоположного лагеря, он спал с ней и выбалтывал ей все секреты.
Это было бы похоже на правду, узнай Борг о свиданиях иным способом. Однако Дикштейн слишком умен: если бы он вдруг переметнулся на сторону врага, то замел бы все следы и уж никак не позволил бы «хвостам» довести его прямо до квартиры. Нет, его поведение говорило о полной невиновности. На встрече с Боргом он выглядел как кот, налакавшийся сливок, либо он этого не осознавал, либо ему было все равно, на прямой вопрос «в чем дело» отшучивался. Ничего не оставалось, кроме как взять его под наблюдение. Не прошло и пары часов, как он уже трахал какую-то девчонку, да так задорно, что даже на улице было слышно! Все так наивно и примитивно, что похоже на правду.
Так, ладно. Значит, какая-то женщина пробила оборону Дикштейна и соблазнила его, а тот ведет себя как подросток в пубертате: ведь ему пришлось рано повзрослеть, и теперь он наверстывает упущенное. Главный вопрос – кто она?
У русских наверняка заведено досье на Дикштейна: они так же, как и Борг, могли предположить, что последний неуязвим по части секса. С другой стороны, кто им мешал его прощупать?
И снова инстинкт подсказывал Боргу немедленно отстранить Дикштейна от дела, и снова он колебался. Будь то любая другая ситуация и любой другой агент… Здесь мог справиться только Дикштейн. Оставалось лишь придерживаться первоначального плана: подождать, пока он полностью продумает всю схему, а потом снять его.
По крайней мере, нужно выяснить, что это за женщина, – пусть этим займутся местные. Борг все же надеялся, что у Дикштейна хватит здравого смысла не трепать языком.
