Понадобилась целая вечность: снять сапоги, джинсы, колготки, снова надеть джинсы, натянуть сапоги… Она скомкала нейлоновый комочек и всунула между вялых челюстей.
Теперь дверца не закрывалась.
– Вот черт! – выругалась Суза вслух. Оказалось, что связанные руки растопырились за спиной, и локоть торчал наружу. Пришлось опять лезть в шкаф и поворачивать его на бок.
Интересно, сколько может человек пролежать без сознания? Стукнуть бы его еще разок… А вдруг убьет? Суза принесла бутылку и даже замахнулась, но в последний момент испугалась и захлопнула дверцу.
Она взглянула на часы и в ужасе вскрикнула: без десяти пять. Совсем скоро «Копарелли» появится на экране радара «Карлы», проснется Ростов, и тогда все пропало.
Суза поспешно присела за стол, переключила рычаг на передачу, выбрала приемник, настроенный на частоту «Копарелли», и склонилась над микрофоном.
– Вызываю «Копарелли», прием.
Она подождала.
Ответа не последовало.
– Нат Дикштейн, черт тебя возьми, поговори со мной! Натаниэль!
Нат Дикштейн стоял в трюме «Копарелли», уставившись на бочки с металлической рудой, стоившие ему так дорого. Ничего особенного в них не было – обычные черные нефтяные бочки с маркировкой «плюмбат» на боку. Жаль, они плотно запечатаны, а то бы открыть, посмотреть, на что это похоже…
Ему хотелось умереть. Вместо победного ликования над убитыми врагами он чувствовал лишь горечь утраты.
Дикштейн снова восстановил в памяти ход операции, хотя и без того занимался этим всю бессонную ночь. Если бы он велел Аббасу открыть огонь сразу же, как только тот окажется на палубе, это отвлекло бы фидаев, и Гиболи успел бы перелезть через леер. Если бы он сразу отправился на мостик с тремя бойцами и гранатами, столовую заняли бы раньше, и потери вышли бы не столь значительные. Если бы… да многое могло быть иначе, если бы он умел предвидеть будущее или просто был умнее.
Что ж, теперь у Израиля будут свои атомные бомбы, и он сможет защитить себя навеки.
Даже эта мысль его не обрадовала. Еще год назад он прыгал бы, как ребенок, – но тогда он еще не встретил Сузу.
Услышав шум, Дикштейн поднял голову. Кто-то бегал по палубе: наверное, какие-нибудь местные неполадки.
Суза изменила его, научила хотеть от жизни большего, нежели банальной победы в сражении. Предвкушая этот день, он представлял себе, что будет чувствовать, провернув такое грандиозное дело, и всегда в мечтах она была где-то рядом, готовая разделить его торжество. Но сейчас ее рядом нет, и никто другой не может ее заменить, а в одиночку радоваться совсем не хочется…
Насмотревшись, он поднялся по трапу на палубу, размышляя, чем занять остаток жизни. Тут к нему подбежал матрос.
– Мистер Дикштейн!
– Чего надо?
– Мы вас повсюду ищем! Кто-то вызывает «Копарелли» по радио. Мы не стали отвечать – мы ведь уже не «Копарелли». Но она говорит…
– Она?
– Да, сэр. Это не азбука Морзе, обычная голосовая передача. Ее хорошо слышно – наверное, она где-то рядом. А еще она, кажется, расстроена. Все твердит: «Натаниэль, поговори со мной» и всякое такое…
Дикштейн схватил матроса за бушлат.
– «Натаниэль»?! – заорал он. – Она так и сказала – «Натаниэль»?!
– Да, сэр. Извините, если…
Дикштейн уже мчался на мостик.
Наконец послышался голос Дикштейна:
– Кто вызывает «Копарелли»?
– Нат! Господи, наконец-то!
– Суза, это ты?
– Да, да!
– Ты где?
Она собралась с мыслями.
– Я с Ростовым на русском судне «Карла». Записывай.
Она продиктовала координаты, курс и скорость, которые назвал ей старпом.
– Это было в четыре десять. Нат, они собираются протаранить вас в шесть утра.
– Протаранить? Зачем? А, понятно…
– Нат, меня могут застукать в любой момент! Что делать будем? Скорее!
– Ты сможешь ровно в пять тридцать устроить какую-нибудь заваруху?
– Заваруху?
– Ну подожги что-нибудь или крикни «человек за бортом» – что угодно, лишь бы отвлечь их внимание на несколько минут.
– Попробую…
– Постарайся. Надо, чтобы они все в панике забегали туда-сюда… Они там все из КГБ?
– Да.
– Так, ладно, теперь…
Дверь радиорубки распахнулась. Суза рывком переключила рычаг на передачу, и голос Дикштейна затих. Вошел Ростов.
– А где Александр? – спросил он.
Суза попыталась улыбнуться.
– Вышел за кофе, меня оставил за главного.
– Вот придурок! – Перейдя на бурный русский, он выскочил из рубки.
Суза передвинула рычаг на прием.
– Я все слышал, – сказал Дикштейн. – Тебе бы лучше спрятаться где-нибудь…
– Погоди! – крикнула она. – Что ты собираешься делать?
– Что собираюсь делать? – переспросил он. – Я приду за тобой.
– Спасибо…
– Люблю тебя.
Едва она отключилась, из соседнего приемника донеслась азбука Морзе. Разумеется, Тюрин слышал каждое слово и теперь пытается предупредить Ростова. Как же она забыла рассказать Нату о нем!
Можно, конечно, попробовать связаться с Натом еще раз, но это очень рискованно. Пока они обыщут «Копарелли», найдут Тюрина и сломают его рацию, он успеет передать сообщение Ростову, и тогда тот узнает, что Нат идет сюда, и приготовится.
Нужно как-то блокировать это сообщение.
Но ведь пора бежать…
Надо вывести из строя радиостанцию.
Как? Все провода проходят за панелями, значит, надо раздобыть отвертку и снять панель. Скорее, скорее, пока Ростов не вернулся!.. Суза отыскала в углу ящик с инструментами и достала оттуда маленькую отвертку. Открутив два винтика по углам, она потеряла терпение и выломала панель руками. Внутри оказалась масса переплетенных проводов, похожая на безумные спагетти. Она захватила их в горсть и дернула. Ничего не произошло: проводов было слишком много. Она принялась яростно дергать провода один за другим, но азбука Морзе продолжала пищать. Тогда она плеснула во внутренности остатки водки: писк затих, и все лампочки на панели погасли.
Послышался глухой стук – похоже, Александр пришел в себя. Ну, теперь уже все равно – они и так догадаются, когда увидят радиостанцию.
Суза вышла, прикрыв за собой дверь, и спустилась по трапу на палубу, прикидывая, где можно спрятаться и как устроить диверсию. Смысла кричать «Человек за бортом» уже нет – ей просто не поверят. Опустить якорь? А как?
