Жозефина тут же ушла к себе в комнату и села, глядя во тьму за окном. Как плохо; лето все-таки пропало зря! Если бы то, что случилось вчера, случилось бы чуть раньше, она бы уезжала с чувством, что провела здесь время не напрасно. Слишком поздно. «Но ведь будут и другие парни», – сказала она себе… Риджвей Саундерс…
Она представила себе их уверенные голоса, но почему-то они звучали для нее глуповато. Внезапно она поняла, что жалеет не о потерянном времени, а о том, что теряет в будущем, не о том, что было, а о том, чего никогда не будет! Она встала, учащенно дыша.
Несколько минут спустя она вышла из дома через черный ход и пошла по лужайке к боковой калитке в саду. Она слышала, как ее неуверенно окликнул Дик, но не отозвалась. Было темно и прохладно, и еще у нее было такое чувство, словно лето от нее убегает. Будто пытаясь его нагнать, она пошла быстрее, и за десять минут дошла до ворот имения Дорренсов; дом скрывался за зазубренными силуэтами множества деревьев. Когда она приблизилась, кто-то с веранды окликнул ее:
– Добрый вечер! Простите, я вас не узнаю – слишком темно.
– Я – та самая девушка, которая так дерзко вела себя сегодня днем!
Она услышала, как он внезапно затаил дыхание.
– Можно, я присяду тут на ступеньках, ненадолго? Вот здесь? Вы в полной безопасности, я от вас далеко. Я пришла попрощаться, потому что завтра уезжаю домой.
– Правда? – Она не поняла, что выражал его тон – тревогу или облегчение. – Здесь станет тихо…
– Я хотела бы объясниться по поводу сегодняшнего вечера, потому что не хочу, чтобы вы думали, будто я такая дерзкая. Обычно мне нравятся более опытные парни, но я подумала, что раз уж здесь, кроме нас с вами, никого нет, то мы с вами могли бы провести время весело, и мне было жаль терять время.
– Понимаю. – А через мгновение он спросил: – Что будете делать в Лейк-Форест? Опять станете вести себя… легкомысленно?
– Все что угодно, и не важно что именно! Я тут целых шесть недель потеряла!
Она услышала, как он рассмеялся.
– По вашему тону можно заключить, что кому-то придется за это заплатить, – сказал он.
– Надеюсь, – зловещим тоном ответила она.
Она почувствовала, как в глазах собираются слезы. Все шло не так. Казалось, что все на свете складывается не в ее пользу!
– Позвольте мне подняться и посидеть с вами на скамейке? – вдруг попросила она.
Раздался скрип – он перестал покачиваться.
– Пожалуйста, не надо! Мне очень неприятно это говорить, но я буду вынужден уйти, если вы подниметесь. Давайте поговорим о… Вам нравятся лошади?
Она быстро встала, поднялась по ступенькам и направилась в угол, где он сидел.
– Нет, – сказала она. – Но я думаю, что мне понравится, если вам понравлюсь я!
В свете только что появившейся из-за леса луны его лицо вновь показалось ей каким-то усталым. Он вскочил, затем схватил ее за руки и медленно притянул к себе.
– Ты просто напрашиваешься на поцелуй, – сказал он, едва двигая губами. – Я понял это сразу же, едва увидел твои губы – твою эгоистическую, самодовольную улыбку, которая…
И вдруг он уронил руки и с испуганным жестом отошел от нее на шаг.
– Не останавливайся! – воскликнула она. – Делай что угодно, говори что угодно, пусть это даже будет неприятно. Я не против!
Но он быстро перескочил через балюстраду террасы и, обхватив руками затылок, пошел по лужайке. Она тут же его нагнала и с умоляющим видом встала у него на пути; ее маленькая грудь вздымалась и опадала.
– Как ты думаешь, почему я оказался здесь? – внезапно спросил он. – Ты думаешь, я здесь один?
– Что…
– Со мной моя жена! Жозефина вздрогнула:
– Ах… А… Почему же никто об этом не знает?
– Потому что моя жена… Моя жена – цветная!
Если бы не было так темно, Жозефина заметила бы, что он при этом беззвучно и неудержимо расхохотался, но лишь на мгновение.
– Ах… – повторила она.
– Я же не знал, – продолжил он.
Несмотря на подсознательное недоверие, Жозефиной овладело жуткое чувство.
– Какие отношения могут быть у меня с девушкой вроде тебя?
Она принялась тихо плакать:
– Ах, мне так жаль… Если бы я только могла тебе помочь!
– Ты не можешь мне помочь! – Он резко развернулся.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? Он кивнул.
– Хорошо. Я ухожу.
Все еще всхлипывая, она пошла, отступившись от него, запуганная, но все же с надеждой, что он ее окликнет. Подойдя к воротам имения, она бросила на него прощальный взгляд – он все еще стоял там, где они расстались, и его красивое худое лицо четко виднелось в струившемся свете внезапно появившейся луны.
Она прошагала четверть мили по дороге, когда услышала быстрые шаги у себя за спиной. Не успела она вздрогнуть и испуганно обернуться, как перед ней возникла какая-то фигура. Это был ее кузен Дик.
– Ах! – воскликнула она. – Ты меня напугал!
– Я следил за тобой! С какой это стати ты решила гулять по ночам в такую погоду?
– Какая низость! – с презрением ответила она. Они пошли рядом.
– Я слышал, как ты разговаривала с тем парнем. Ты в него втюрилась, да?
– Не вздумай никому рассказать! Разве такой ужасный зануда, как ты, может что-нибудь понять?
– Я много чего понимаю, – угрюмо сказал Дик. – И знаю, что в Лейк-Форест этого самого чересчур уж много!
Ответить ему она сочла ниже своего достоинства; в молчании они дошли до ворот теткиного имения.
– Скажу тебе лишь одно, – неуверенно произнес он. – Бьюсь об заклад, что тебе не хотелось бы, чтобы твоя мама об этом узнала!
– Ты что, собрался рассказать моей матери?
– Придержи коней! Я лишь хотел сказать, что ничего никому не скажу…
– Да уж, надеюсь!
– …при одном условии.
– Ну?
– Условие такое… – Он поежился; ему было неловко. – Ты мне как-то рассказывала, что многие девушки в Лейк-Форест целуются с парнями и ничего не имеют против?
– Да. – Внезапно она догадалась, что он сейчас скажет, и чуть не рассмеялась от изумления.
– Ну… Тогда… Поцелуй меня!
Перед глазами застыл образ матери – и картина возвращения в Лейк-Форест в цепях. Быстро приняв решение, она наклонилась к нему. И минуты не прошло, а она уже была у себя в комнате, почти в истерике – ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Вот, значит, каким поцелуем судьбе было угодно увенчать это лето!
V
Сенсационное августовское возвращение Жозефины в Лейк-Форест стало причиной изменения общего мнения о ней. Это возвращение напоминало внезапное, исключительно по праву сильного, превращение грабителявзломщика в феодального сеньора.
