Она прижалась к нему лицом:
– Я сейчас расплачусь, хотя с тобой и не случилось ничего серьезного.
– Ну, хорошо. – Его бледное измученное лицо расслабилось. – Делайте что хотите.
***
Через час Билла на каталке отвезли наверх. Как только он принял решение, вся его нервозность исчезла, и он вспомнил, какое чувство уверенности вселили в него руки доктора Дарфи, когда он смотрел на его работу месяц назад, в июле, и вспомнил, кто будет находиться у его изголовья, наблюдая за ним. Последним его чувством до того, как начал действовать газ, стала неожиданная ревность по отношению к доктору Дарфи, который будет бодрствовать рядом с Теей, пока он будет спать…
…Когда он очнулся, его везли на каталке по коридору в палату. Доктор Нортон и доктор Шульц, оба очень довольные, шли рядом с ним.
– Привет, привет, – воскликнул Билл, еще не совсем очнувшись. – Слушайте, а что же вы все-таки обнаружили у сенатора Биллингса?
– Это была обычная простуда, Билл, – сказал доктор Нортон. – Его отправили обратно на запад дирижаблем, вертолетом и грузовым лифтом.
– Вот как, – сказал Билл; а затем, через некоторое время: – Чувствую себя ужасно.
– Все позади, – уверил его доктор Нортон. – Через неделю будешь как огурчик. Наш Джордж – отличный диагност.
– Операция была выполнена великолепно, – скромно сказал Джордж. – Еще шесть часов – и произошло бы прободение кишечной петли.
– Анестезия тоже была великолепная, – сказал доктор Нортон, подмигнув Джорджу. – Как колыбельная!
Тея забежала навестить Билла на следующее утро – он пришел в себя, рана стала чуть меньше болеть, он был еще слаб, но к нему вернулось самообладание. Она присела на кровать рядом с ним.
– Я вел себя как настоящий дурак, – признался он.
– Многие медики так себя ведут, когда сами впервые заболевают. У них нервы сдают.
– Наверное, все от меня отвернутся…
– Вовсе нет. Конечно, будут подшучивать. Один юный талант уже написал куплет для концерта в «Кокцидиане». – И она прочитала с бумажки:
Интерн Талливер под хлороформом
Видел сон, будто он в небесах.
Никому не поверив, он принял решенье:
Я себя оперирую сам!
– Кажется, это я вынесу, – сказал Билл. – Когда ты рядом, я вынесу все что угодно; я очень тебя люблю. Но мне кажется, что после всей этой истории ты будешь воспринимать меня как школьника.
– Если бы ты впервые заболел лет в сорок, все было бы точно так же.
– Я слышал, что твой приятель Дарфи провел операцию блестяще, как и всегда, – с досадой сказал он.
– Да, – согласилась она и через минуту добавила: – Он хочет расторгнуть свою помолвку и предложил мне выйти замуж на моих условиях.
Его сердце замерло.
– И что ты ему сказала?
– Я сказала: «Нет».
Жизнь снова к нему вернулась.
– Иди ко мне, – прошептал он. – Где твоя рука? Ты будешь ездить со мной плавать каждый вечер, пока не кончится сентябрь?
– Через вечер.
– Каждый вечер.
– Ладно, каждый вечер, пока тепло, – уступила она. Тея встала.
Он увидел, что ее взгляд на мгновение остановился на чем-то далеком и замер, будто ища там, вдали, поддержку; затем она наклонилась к нему и на прощание поцеловала его голодные губы, и снова исчезла, под покровом своей личной тайны, в тех лесах, где охотилась только она, вместе с прошлым страданием и памятью, которую она не могла ни с кем разделить.
Но сущность всего, что было в них ценного, она сумела извлечь; она знала, как ее можно передать, чтобы она не исчезла никогда. На мгновение Билл получил больше того, что ему полагалось, и он неохотно отпустил ее.
«Пока что это мой самый интересный случай», – засыпая, подумал он.
Он вспомнил песню из концерта в «Кокцидиане», и припев все повторялся и повторялся, погружая его в глубокий сон:
Бам-тидди-бам-бам,
Тидди-бам-бам.
Три тысячи лет назад,
Три тысячи лет назад.
Изверг
3 июня 1895 года на проселочной дороге, невдалеке от города Стиллуотер, штат Миннесота, Изверг выследил и убил миссис Криншоу и ее семилетнего сына Марка. Обстоятельства дела были настолько гнусны и отвратительны, что… К счастью, нам нет нужды их здесь описывать.
Криншоу Инджелс, муж и отец несчастных, держал фотостудию в Стиллуотер. Он очень любил читать и имел репутацию «слегка неблагонадежного человека», потому что совершенно откровенно высказывал свое мнение о железнодорожно-аграрных «баталиях» тех времен, приведших к экономическому кризису 1895 года. Но никто и никогда не отрицал, что он был примерным семьянином, и постигшая его катастрофа на много недель повисла мрачной тучей над городом. Слышались призывы линчевать преступника, посеявшего ужас в городе, так как законы штата Миннесота не позволяли применить к злодею высшую меру наказания, которой он, бесспорно, заслуживал; подстрекателей остановили лишь каменные стены городской тюрьмы.
Туча, висевшая над домом Инджелса, побуждала его гостей к невеселым мыслям о покаянии, страхе Господнем, преступлении и наказании – гости находили, что ответный визит Инджелса, если бы таковой последовал, послужил бы лишь тому, чтобы навсегда оставить и их самих под черным небом неудач. Фотостудия также пострадала: необходимость сидеть неподвижно, неизбежная тишина и паузы в процессе съемки вынуждали клиентов к чрезмерно длительному созерцанию постаревшего лица Криншоу Инджелса; школьники, молодожены и новоиспеченные матери всегда так радовались моменту, когда из этого затемненного помещения можно было снова выйти на свежий воздух, что иногда даже забывали забрать фотографии. Поэтому бизнес Криншоу развалился, в студию к нему никто не шел – и ему пришлось продать лицензию и аппаратуру; он лишился воли к жизни и продолжал существовать на вырученные от ликвидации дела деньги. Он продал свой дом за сумму лишь немногим большую той, что он сам за него когда-то отдал, и поселился в пансионе для стариков, устроившись работать клерком в универмаг Радамакера.
С точки зрения своих соседей, он выглядел человеком, которого сломило свалившееся на него несчастье: он был неудачником, он был совершенно опустошен изнутри. Но в последней части утверждения они ошибались – он действительно был опустошен, но внутри у него все же кое-что осталось. Его память была так же тверда, как память библейских «Сынов Израилевых», и хотя сердце его находилось в могиле, сам он оставался в здравом уме, как и в то самое утро, когда его жена и сын отправились на свою последнюю прогулку. На первом судебном заседании он потерял контроль над собой и схватил Изверга за галстук – но его вовремя успели оттащить, хотя он и затянул галстук так, что злодей почти задохнулся.
