— Если не будешь нам служить, ты окажешься бесполезен для нас, и мы тебя уничтожим.
— Знаю. И поэтому я буду служить вам. Но не сейчас. Сейчас женщина важнее.
— Однажды все изменится.
— Однажды все изменится. Однажды умрете даже вы...
— Осторожней, Кридмур.
...Весь этот диалог произошел в одну секунду между падениями двух дождевых капель. Одинокая черная туча проплыла мимо луны. Лунный свет снова упал на морщинистое лицо Кридмура. Дождь иссякал, становился робким. Порыв ветра пронес мимо Кридмура холодные брызги воды, и на этом все закончилось.
— Но не сегодня и не от моей руки. Однажды это сделает кто-нибудь лучше, чем я.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
БИТВА ПРИ НОВОМ ЗАМЫСЛЕ
47. ТРЕВОГА
Лив села в постели, прислонилась спиной к холодной деревянной стене и поджала колени под тонким стареньким покрывалом. Она слышала, как Мортоны занимаются любовью в своей спальне, и эти приглушенные, страстные и временами пронзительные звуки мешали ей спать. Она увидела, как Кридмур бесшумно лезет в окно, и лишь на мгновение удивилась.
Он прижал палец к губам, кивнул в сторону спальни Мортонов и улыбнулся.
— Добрый вечер, мистер Кридмур, — сказала она.
— Здравствуйте, Лив.
— А я уж думала, куда вы подевались. И что же дальше?
Он отошел от окна и прислонился к стене. Она заметила, что одежда его окровавлена и изорвана, а в волосах запеклась кровь. Он выглядел страшно усталым, и от него разило машинным маслом, кровью и кислотой.
— Кого вы убили, Кридмур?
— Отвратительное Чудовище, Лив. Горожан я не трогал. Кстати, как вы сюда попали? Они с вами плохо обошлись?
— Как вы смеете спрашивать меня об этом, Кридмур?
Он пожал плечами.
— Я говорила с их президентом, Кридмур, — продолжала Лив. — Предложила ему заключить союз с вами против Линии. Сказала, что с вами можно договориться. Они мне не поверили. Я была права?
Он покачал головой, вздохнул и потер морщинистый лоб большим и указательным пальцами левой руки. А потом улыбнулся ей — хитро-загадочно и в то же время натянуто-отстраненно, словно сказочный отравитель, слишком поздно сообразивший, что выпил не из того бокала, что коварство его обернулась против него же, что время его сочтено и выбора вдруг не осталось, что хитрость уже не спасет, и потому он наконец совершенно свободен.
Ей стало дурно, и она едва не разревелась:
— Вы вернулись к своим Хозяевам, Кридмур. Так?
— Они сами нашли меня, Лив. Выбора не было. Выбора не было никогда, мы — те, кто мы есть. В каком-то смысле это приносит облегчение.
— Вы трус, Кридмур.
— Да. В любом случае, я пришел, чтобы предупредить вас. Линия в каких-то двух часах хода отсюда. Они знают, где этот город, и прибудут сюда еще до рассвета. Признаюсь, что худшая часть меня ждет этого. Я не знаю, какое оружие у них с собой. Не меньше двух самоходных и двух легких пушек. Возможно, огневики и землетрясы, шумовые бомбы, ядовитый газ, колючая проволока, насылатели кошмаров. Я подумал, вы заслуживаете большего, чем смерть во сне. Предлагаю вам бежать. Или оповестить город. Или следовать за мной, если захотите. Вы знаете, куда я направляюсь.
Он исчез через окно.
К моменту, когда Лив оделась, взяла часы, охотничий нож и вышла на улицу, его уже след простыл.
— Теперь к Генералу, Кридмур.
— Похоже, я разочаровал ее. Она надеялась, что я окажусь благороднее.
— Тогда это глупо с ее стороны. Нет времени жалеть себя, Кридмур. Ступай к Генералу.
— Да.
Лив стояла на улице и прислушивалась. Кридмур ушел. Город пустынен и тих. Моросит легкий шепчущий дождик. Тепло, земля под ногами совсем размякла.
Он отправился на юг, поняла Лив. Мимо дома судьи Вудбери, мимо маленького восьмигранного книгохранилища, через грязное квадратное поле, где проводились судебные заседания и форумы, мимо Уголка оратора — к длинному низкому зданию, которое доктор Брэдли называет госпиталем, туда, где город тайно держит Генерала. Там, как и везде, было тихо, но Кридмур, похоже, не настроен никого убивать. Возможно, он украдет Генерала и ускользнет, не пролив ни капли крови.
В тишине ей показалась, что она чует линейных — слышит, как глухо чавкают и скользят по грязи их сапоги, — но то был всего лишь дождь.
Ей отчаянно хотелось последовать за Кридмуром — так сильно, что она с тоской смотрела на юг, во мрак, в дождь, в даль за домом судьи Вудбери, из чьих окон лился золотой свет, — она слышала, что Вудбери просыпался засветло и садился за свои трактаты по юриспруденции, — и не только потому, что она нужна Генералу (забота о нем вполне разумна), но и по какому-то странному, безрассудному капризу, анализировать который ей сейчас совсем не хотелось...
Вместо этого она поступила разумно — развернулась и решительно зашагала на север, к дому президента.
— Здесь что-то не так, Кридмур.
— Здесь все не так.
Из госпиталя не доносилось ни звука — ни криков, ни стонов, ни надсадного хрипа умирающих. Совсем не похоже на госпиталь.
Возможно, все изменится, когда Линия доберется до города. Края занавешенных окон озаряло тусклое мерцанье свечей. Видимо, даже здесь кому-то страшно спать в темноте...
— Я его чую. А вы? Или что там у вас вместо обоняния?
— Да. Кридмур, здесъ что-то не так.
— С каких это пор вы стали такими трусами?
— Не зарывайся, Кридмур. Кроме запахов, есть много всего другого — тонкие вибрации, точки сгущения и разреженности — мы чувствуем, эти вещи. Вся земля и вся Ложа полнятся криками нашей родни. Она кричит на нас. Мы не можем допустить ошибки.
— Посмотрим, куда все повернется. Согласны?
Двери не было — лишь черная дыра, занавешенная брезентом. Кридмур отодвинул занавес и вошел.
Комната тянулась вправо и влево, причем слева изгибалась под прямым углом. Все пространство было заставлено кроватями — ржавыми проволочными каркасами, раскладушками или перинами на тяжелых дубовых каркасах, — разделено бесчисленными занавесками из шелка, холста, ткани, овечьих шкур или плетеного тростника и освещалось лампами под абажуром да парой мерцающих свечей. Все постели, кроме одной, пустовали.
— Вот он. На кровати в дальнем углу.
— Кридмур, здесъ есть другие, они вооружены и не спят.
— Да, я их слышу. Ну, что ж...
— Они знают, что мы здесъ. Они слышат, что мы говорим.
Кридмур развернулся, сжимая Ствол в вытянутой руке, и вгляделся во тьму позади него. Но уже в следующую секунду вскрикнул от злости и прикрыл рукой пульсирующие глаза — комнату внезапно озарил ослепительный свет. То был не газовый свет, не свет костра, а холодный, белый свет жутких машин Линии.
