— Туда, Кридмур.
— Что вам от меня нужно? Объясните.
— Ты должен услышать это от всех нас. Мы должны посетить Ложу.
— И это — важное задание? Какая честь!
— Все наши задания важны. Тебе действительно оказана честь.
Болота уступили место лугам. Он в одиночестве брел под полной луной, вдыхая прохладный воздух. Как все это нелепо! Но нельзя отрицать, что к нему вернулся былой задор. Таким молодым и полным сил он не чувствовал себя уже очень давно. Ноги не ведали усталости. Пистолет ритмично стучал по бедру, и Хозяин сказал:
— Туда... Чему ты улыбаешься?
— Будь у меня выбор, я бы вам не служил, но если уж пришлось, попробую получать от этого удовольствие.
— Хорошо, Кридмур. Нам нравится, когда слуги довольны.
Он поднялся на гребень невысокого холма, перепрыгнул через изгородь из досок и проволоки и оказался на пастбище — заметил козьи следы и помет. Вдалеке, на склоне холма, виднелись четкие очертания фермы.
— Туда.
— На ферму?
— Да.
— Попросим яиц?
Ответа не последовало. Он побежал трусцой в гору. Истоптанная каменная дорожка вела к ферме — ветхой хижине из бревен и грязного рифленого железа. На крыше торчал флюгер в виде
Птицы — должно быть, герб здешнего барона. На двери красовались перевернутая подкова. Простолюдины верили, что железо отпугивает диких холмовиков, напоминая им о кандалах плененных собратьев. Кридмур усомнился, что такой оберег способен остановить жителей холмов, не говоря уж о нем самом.
Хозяин сказал:
— Да. Сюда. Годится. У них есть огонь.
В доме и правда горел огонь — из трубы поднимался дым. Две собаки, прикованные к столбу снаружи, заскулили и залаяли. Собакам Кридмур не нравился. Они чуяли пленившего его демона.
— Встречаемся в очаге. Сначала убей жильцов.
Кридмур со вздохом постучал в дверь.
Хижина была завалена горшками, кастрюлями, шкурами, копытами и костями животных, изношенными деревянными фермерскими инструментами: двузубые вилы, старая сломанная мотыга. Маслобойка? Он не был уверен в назначении половины предметов. С тех пор как Кридмур отслужил свое подмастерьем печатника в Ландрое, он ни дня не прожил, занимаясь честным трудом.
Слабый огонь тлел в углу. В хижине жил лишь один обитатель — козлобородый, жилистый, скорченный, как рыболовный крючок, старик по имени Осия.
Кридмур не стал его убивать. Наоборот, зная, что это не понравится Хозяину — именно поэтому — он решил со стариком выпить.
Осия хранил в деревянном бочонке мерзкое пойло, которое потягивал из черпака. Открывая дверь Кридмуру, старик уже еле стоял на ногах.
— Заходи, заходи, у меня больше нечего взять. Единственная дочка сбежала в Джаспер с каким-то смуглым молодцом, вздумала стать актрисой. Так что и ее тебе не украсть. Садись! Выпей!
— Пожалуй, не откажусь.
Кридмур присел, из осторожности отказался от пойла Осии — даже у сил, которые человеку давали Хозяева, были свои пределы, — и хлебнул из бутылки, которую утащил с судна. Заметив на стене старую винтовку и несколько потрепанных знамен, поинтересовался, не доводилось ли старику воевать, и вскоре они разболтались о давно забытых сражениях.
— Кридмур, убей его и покончим с этим.
— Не вижу необходимости.
Голос обиженно брюзжал в голове, но Кридмур не обращал внимания.
Тридцать лет назад Осия сражался за Баронии Дельты на севере, в битве, которая, как он до сих пор верил, должна была поддержать их союз с молодой Республикой Красной Долины. Кридмур знал, что на самом деле местный барон действовал в интересах Стволов, но переубеждать старика не стал. Просто наврал ему с три короба о собственных ратных подвигах. Старик охотно верил россказням, пил и трепался без устали. «Как же здесь, наверное, одиноко», — подумал Кридмур.
Когда мертвецки пьяный старик наконец свалился с ног, Кридмур вынес его на улицу, положил рядом с лающими собаками, вернулся в дом, закрыл ставни и запер дверь.
— Мы приказали убить его, Кридмур.
— Я не видел необходимости. Не волнуйся, мой кровожадный друг. Уверен, убивать мне еще придется.
— Жертва. Кровь. Чтобы Ложа пришла сюда.
Кридмур вздохнул и потер седеющие виски. Он отпер дверь, вышел наружу и пристрелил одну из собак. Снова заперев дверь, он сказал:
— Этого достаточно.
— Собака. Недостойная жертва.
— Знаю я, что ты предпочитаешь. Накажешь меня? Время уходит.
— Тогда подбрось дров в огонь.
— Хорошо.
— Мы это припомним.
— Разумеется.
Он подбросил в огонь дров и шкур, полил все это сивухой, и вскоре хижину заволокло дымом. Дым застилал ему взор, но краем глаза он видел высоко вздымающиеся языки пламени; огонь ревел, горящие поленья трещали пистолетными выстрелами в сумасшедшем, неистовом ритме. Это была Песнь Стволов, отзвуки хора их чудовищных голосов.
Хозяин произнес:
— Вслушайся...
Хозяина Кридмура звали Мармион. Хотя едва ли это имело значение — все Стволы одинаковы.
Сколько всего Стволов, Кридмур точно не знал. У некоторых было множество имен, у других не было вовсе — они пользовались именами своих агентов. Они — бессмертные духи, явившиеся в этот мир в форме оружия из дерева, металла, слоновой кости и пороха. Иногда, когда агенты погибали или разрушалось обиталище, Хозяева исчезали из мира на десятки лет, зализывая раны в Ложе, а иногда возвращались сразу, жаждая мести. Некоторые Стволы носили знаменитые генералы и воины, другие предпочитали шпионов, шантажистов и убийц, чьих имен история не сохранила. Пожалуй, Стволов не меньше трех дюжин, но едва ли больше сотни.
Мармиона носил до Кридмура мошенник по имени Улыбчивый Джо Портис, которого линейные схватили в Гибсоне, оттащили до Харроу-Кросса и там повесили. В прошлом веке Мармиона носила женщина по имени Ленора ван Вельде, она же Ленора Белая, остановившая продвижение Линии вдоль реки Стоу, притворившись кухаркой и запустив в их лагеря чумных крыс. Вполне возможно, что Мармиона носил легендарный Одноглазый Бек, который взорвал мост над Таппанским ущельем снарядом с дымным порохом, отправив ревущий Локомотив Свода обратно в ад, откуда тот вновь восстал два века назад. Это все, что Кридмур знал о прошлом своего Хозяина. Вероятно, ему было не меньше четырехсот лет, и он застал времена Основания и первых поселений. До того как люди пробудили Мармиона и придали ему форму, тот спал в земле. Или в огне. Или среди звезд. Или где-то еще. Сложно сказать.