— Генерал говорил о лекарстве. Гора Селфа — где это?
— Далеко. У подножия Крайней Гряды, в старых землях, в землях Линии.
— Тогда вы знаете, где это. Наверное, ее можно и на карте отыскать?
— Думаю, можно...
Ножи линейных были лучше, чем у нее. Она взяла себе один.
— Она на территории Линии, Лив. Линия властвует на той земле уже две сотни лет, если не больше. — Он повернулся на бок и сплюнул кровью. — В тени Драйдена, прямо в чертовой тени.
— Но они не знают, что она там Если я правильно понимаю, — сказала Лив.
— Они копают всюду. Ничто нельзя схоронить так, чтобы они не смогли найти. Всего лишь вопрос времени. Они найдут ее, Лив, и тогда их будет уже не остановить...
— Сомневаюсь, что смогу вернуться обратно одна, Кридмур.
— Обратно в Новый Замысел? Может быть.
— Обратно в мир.
Он покачал головой:
— Скорее всего, нет.
— Итак... — Она присела рядом с ним, хотя и не слишком близко.
-— Итак, — сказал он.
Его запястья сочились кровью — он пытался разорвать лохмотья, которыми связан.
Она провела ножом линейного по пеплу. Кридмур пристально смотрел на нож, затем поднял взгляд и сказал:
— Мы должны найти ее. Прежде чем это сделает Линия.
— «Мы», Кридмур?
— Одна вы не справитесь, Лив, сами же говорите. Нужно много месяцев идти через пустынные земли, чтобы...
— Тогда вы передадите Тайну своим хозяевам.
— Нет. Нет. Не им. Они ушли, Лив. Мы можем сохранить ее. Использовать против Стволов и Линии. Окончить войну. Подумайте о том, какая нас ждет слава, Лив.
— Мне не нужна слава, Кридмур. И я не хочу участвовать в этом... безумии. Посмотрите, что с вами стало.
— У меня есть друзья, даже сейчас. У меня есть связи. Я могу найти союзников. Могу взять Оружие старика и воспользоваться им. Если мы этого не сделаем, сила Линии будет расти, она завоюет и поглотит Стволов, а пожрав Запад, пожрет и Восток вместе с вашими домом и Академией. Ее не остановить, Лив. Она...
— Может, да, а может, и нет. Вашим словам нельзя верить.
— Да... Но это правда.
— Ваши руки перетянули слишком крепко. Возможно, вы потеряете способность ими управлять.
В его глазах застыл страх. Настоящий страх — и неподдельное отчаяние.
— Даже если все обойдется, ходить без посторонней помощи вы сможете не сразу. В одиночку вам не вернуться.
— И это правда. — Он энергично закивал. — Я понимаю.
— Я вам не верю, но полагаю, вы знаете толк в самосохранении.
— Вы тоже не сможете вернуться одна, Лив. Вы и сами это понимаете.
— Тише, Кридмур. Я думаю.
Лив взобралась на вершину дюны и взглянула на восток. В ночи она не увидела ничего, кроме дюн. Горизонт был удушающе близок.
— Вы еще следите за мной? — сказала она.
— Отсюда я вас не вижу, Лив. Чтобы я вас увидел, вам пришлось бы меня развязать...
— Я говорю не с вами, Кридмур. Не болтайте, а то разбередите раны.
Она посмотрела на запад. Вдали клубились безумные облака, то сияя, то собираясь, то рассеиваясь. Она вспомнила слова Генерала: «В глубине пещер были прекрасные и древние города»...
— Ку Койрик. Ты позволила нам пройти. Зачем? Ты хотела, чтобы все так и произошло? Чтобы Тайна Генерала попала в мои руки? Случайно ли это? Или таков твой план? Что же мне делать дальше?
Ответа не последовало.
Она встала на колени, слегка смущаясь. Вытянулась и прижала ухо к земле, внезапно ощутив правильность и разумность своего поступка. Но, даже проведя так несколько минут, она слышала лишь собственный пульс, отдававшийся в голове. Никакого послания для нее не было.
Будь у нее монетка, она подбросила бы ее, но без монетки пришлось решать все самой.
Лив приняла решение и тут же принялась за дело. Соскользнула по пепельному склону туда, где лежал Кридмур, и опустилась на колени, чтобы перерезать замасленные лохмотья, впивавшиеся в его руки.
Он долго молчал, затем вздохнул и сказал:
— Спасибо, Лив. — Он сел, вытянул опухшие занемевшие пальцы и поморщился: — Когда были связаны, болели меньше. Как прикажете это понимать?
— Не шевелитесь, Кридмур. Дайте мне осмотреть вашу ногу.
— Ах, доктор, доктор. Вы очень мудрая женщина.
— Не забывайте об этом, Кридмур.
ЭПИЛОГ
ОДИН: ПЕСНЬ ЛОКОМОТИВОВ (ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ)
Локомотивы грохочут, проносясь через весь континент по шрамам рельсов, располосовавших равнины, по отвратительным кособоким каньонам, вырезанным или пробитым взрывами в холмах. Они мчат по тоннелям, и Песнь их гулким эхом оглашает мрак, барабанным боем гремит под землей и громом вырывается на белый свет из жерла тоннеля. Прокладываются новые рельсы, открываются новые пути. Из Гумбольдта в Глориану — по заболоченным землям; из Антрима в Драйден — уничтожая местные холмы и деревни; из Фирта в Коффи. Сеть уплотняется. Линии пересекаются. Рельсы подобны заборам: никто не смеет их пересекать. Дети выходят из городов вблизи новых железных дорог и смотрят с благоговением на эти полосы, тянущиеся вдаль, на будущее, которое ждет их там. В ясные ночи Песнь Локомотивов гулом и грохотом оглашает прерии. Ее слышат все. Все люди повсюду знают, что приближается к ним — непреклонно и неумолимо...
Но в Песни этой появился теперь новый звук. Что-то неправильное. Сбой ритма. Крошечная, едва уловимая фальшь. Ни одно человеческое ухо не способно различить ее в те краткие мгновения, за которые Локомотив с воем возникает на востоке и уносится на запад, — но она неизменно слышна. Невозможная погрешность. Линейные беспокойно ерзают на постах. Они не спят ночами и кажутся еще более серыми, чем обычно. Их руки трясутся. Строительство новых башен в Харроу-Кроссе и Своде приостанавливается. Из-за проблем с электропроводкой неправильно заполнены документы. Виновных наказывают палками, но морального духа это не повышает.
Локомотивы поют друг другу: Лаури потерпел неудачу. Лаури потерпел неудачу. Проходят месяцы, а он не возвращается. Лаури потерпел неудачу. След потерян. Что придет с востока? Что придет? Фальшивая нота — это страх, незнание того, когда наступит конец. И от этой единственной ноты содрогается континент.
ДВА: ДЖЕН ИЗ «ПАРЯЩЕГО МИРА»
«Парящий Мир» стоит на утесе над Джаспером Днем он невидим среди деревьев. Ночью на ветвях развешивают бумажные фонари, газовый свет в комнатах девушек горит за малиновыми шелковыми занавесками, и «Парящий Мир» нависает над деловым и чопорным Джаспером, как непристойный сон.