Куни познакомил Джиа и детей с Рисаной, которая была уже на последних месяцах беременности. Сото и Ото Крин увели детей поиграть, предоставив супругам возможность поговорить, но у Куни вдруг закончились слова.
Зато Мун Чакри без передышки говорил о тактическом гении маршала Мазоти, и Джиа вежливо восклицала: «Неужели?», «Правда?», «Что вы говорите?…» – в нужных местах. Почувствовав, что Рин Кода дергает его за край туники под столом, Мун замолчал, и в комнате воцарилась тишина.
– Маршал Мазоти считает, что пора планировать вторжение в Риму, – заговорил тогда Каруконо, – Мун, Рин и я должны… отправиться к ней на помощь.
Все трое встали и вышли, аккуратно закрыв за собой двери, и Куни остался наедине со своим двумя женами.
– Уважаемая старшая сестра, – заговорила первой Рисана, – от всего сердца приветствую тебя.
– А я тебя благодарю, младшая сестра, – сказала в ответ Джиа, – за то, что все это время заботилась о нашем муже. В своих письмах он не забыл упомянуть, что ты не только умна, но еще и красива.
И женщины улыбнулись друг другу.
«Я ничего не вижу».
Рисана расхаживала по отведенной ей спальне и терялась в догадках. Сердце Джиа оставалось для нее сплошным куском обсидиана. Женщина не могла определить, понравилась ли первой жене Куни; не понимала, какие чувства та к ней испытывает: ей показалось, что в словах Джиа проскользнули оскорбительные интонации.
Рисана не знала, что делать. Были, конечно, и другие, чьи сердца оставались для нее закрытыми, но они лишь скользили мимо. Никогда прежде ей не доводилось жить с теми, чьи страхи и желания оставались для нее тайной.
«Ты никогда не научишься лавировать в темноте, как остальные».
Джиа – такая обаятельная, такая царственная – знала Куни до того, как он стал королем, умела управлять прислугой и привыкла к достатку. А кто такая Рисана? Женщина, которая всю жизнь кого-то развлекала, зарабатывала тем, что создавала иллюзии для посетителей чайных.
«Доставлять удовольствие и вести».
Теперь эти слова звучали для нее как анекдот.
А потом она заглянула в собственное сердце и заставила себя сохранять спокойствие, решив, что не станет бояться и искать чудовищ там, где их нет.
Разве она не владела искусством принимать себя такой, какая есть? Она примет свою ограниченность и постарается подружиться с Джиа. Рядом с Куни должна находиться именно такая женщина, сильная, способная защитить таких, как Рисана и ее мать, слабых и мечтающих о мире. Она сумела многое сделать и найти место для себя, так что может стать хорошим союзником.
Что ж, придется брести сквозь туман и надеяться, что перед ней внезапно не вырастет глухая стена.
– Расскажи мне о своей госпоже, – попросила Джиа Рону, служанку Рисаны, подловив четырнадцатилетнюю девушку в кухне, где та готовила закуски.
– Она очень добра.
– А как ведет себя с королем? Чем они занимаются вместе?
Девушка покраснела.
– Нет-нет, я не прошу тебя сплетничать, глупая девочка! Меня интересует, о чем они разговаривают.
– Леди Джиа, я знаю очень немного: когда они оказываются вместе, меня обычно отсылают.
«Ну, в одном можно не сомневаться: Рисана умеет держать своих слуг в ежовых рукавицах». Только и Джиа не из простушек – у нее оставались в запасе другие ловушки.
– Я слышала, что король Куни никогда не смеется в присутствии леди Рисаны.
– Это неправда! – возмутилась девушка. – Я слышала, как король играл на коксовой лютне, а госпожа пела. У нее красивый голос. Если песня веселая, она смеется, и король Куни еще громче, а бывает, что песня грустная, и тогда она плачет, то есть они вместе плачут.
– А правда ли, что леди Рисана не очень хорошо танцует?
– О нет, вовсе нет. Она надевает платье с очень длинными рукавами и распускает волосы, а потом кружится и наклоняется, подпрыгивает в воздух, и спина ее при этом изгибается как лук. Рукава и волосы плывут в воздухе, оставляя изящные дуги, словно три радуги на небе, или три реки, или три шелковые ленты на ветру…
Джиа отпустила девушку.
Она лежала без сна и ворочалась с боку на бок. Рядом крепко спал Куни и, как всегда, храпел. Джиа успела забыть об этой его привычке, – Ото Крин спал беззвучно.
Она представила мужа и Рисану вместе, и, вопреки всему, ее охватила ярость. Когда они поженились, у них с Куни сразу возникло полное понимание: шутили и радовались вместе, – однако Джиа никогда не пела и не помнила, чтобы они когда-то плакали, как, по рассказам служанки, они делали с Рисаной. Она не танцевала и никогда бы не могла танцевать, как Рисана. Внезапно Джиа ощутила присутствие призрака исчезнувшей юности. Рыжеволосая девушка, когда-то вдохновившая будущего короля одуванчиком, исчезла.
Перед ее мысленным взором пронеслись видения: Рисана теряет нерожденного ребенка; Рисана больше не может забеременеть; Рисана лишается благоволения короля. Джиа знала, как сделать эти видения реальностью: когда изучала рецепты лекарственных трав, чтобы забеременеть, ей довелось столкнуться с растениями, приводящими к прямо противоположному эффекту. Как часто бывает в природе, субстанции, дающие обратные результаты, нередко оказываются связанными между собой, и лишь тонкая грань разделяет яд и лекарство.
Джиа содрогнулась от отвращения к себе. Ей очень хотелось бы надеяться, что это лишь мгновенная слабость, и она дала себе слово: какое бы отчаяние ее ни охватило, никогда не позволять себе переходить эту грань, чтобы не отдать себя на волю волн, не потерять собственную душу.
Она встала, подошла к туалетному столику и вытащила стопку писем, которые в течение всех этих лет ей писал Куни. Не включая светильник, Джиа начала их перебирать, и пальцы скользили по гладкой поверхности бумаги, вспоминали изгибы невидимых букв. Как бы ни был занят, Куни всегда находил время, чтобы ей написать.
Джиа вытерла слезы. Она мать его старшего сына, наследника престола. Она всегда будет оставаться его первой любовью, женщиной, согласившейся разделить с ним все невзгоды, когда он был обычным бездельником и только она верила, что ему суждено величие. Она не могла всерьез винить Куни за то, что взял себе вторую жену: ведь сама ему это предложила, чтобы закрепить его успехи, – жертва, о которой жалеть не должна.
Возможно, Сото права: глупо делать из любви фетиш, не соглашаясь с тем, что любовь подобна еде и каждое блюдо имеет свой собственный вкус. А в сердце наверняка найдется место для нескольких таких блюд.
Однако она должна попросить Куни дать имя их сыну, ведь Тото-тика уже исполнилось четыре года, а это возраст разума. Пришло время закрепить свое положение и приготовиться к дворцовым интригам, которые обязательно начнутся.
– Как насчет Тиму? – спросил Куни.
– Добрый Правитель? – перевела Джиа с классического ано.
