Мата кивнул, соглашаясь, и тоже выпил, молча страдая, когда от обжигающей жидкости онемело горло.
– Ваша очередь, генерал Цзинду, – сказал Тан.
Мата колебался, потому что он не отличался остроумием и не слишком хорошо знал подобные игры. Опустив глаза и остановив взгляд на своих сапогах, где был изображен герб Дзинду, он неожиданно понял, что должен сказать, и встал. И, хоть всю ночь пил, он стоял на ногах твердо и уверенно, точно вековой дуб. В следующее мгновение Мата принялся хлопать в ладоши, чтобы задать ритм, и запел старую песню Таноа:
На девятый день девятого месяца года,
К тому времени, когда я расцвету, остальные
уже умрут.
Холодный ветер гуляет по улицам Пэна,
широким и величественным:
Золотая буря, сияющий прилив.
Мой великолепный аромат наполняет небеса,
Ярко-желтые доспехи окружают каждый глаз.
С надменной гордостью вращаются десять
тысяч мечей
Ради милости королей и чтобы изгнать грехи.
Живет благородное братство, истинное и верное.
Невозможно бояться зимы, облачившись в такой цвет.
– Король цветов, – сказал Кого Йелу.
Мата кивнул.
Куни постукивал пальцами по столу, отбивая ритм песни, но когда Мата замолчал, неохотно остановился, как будто наслаждался музыкой.
– «К тому времени, когда я расцвету, остальные уже умрут». И хотя здесь говорится об одиночестве, оно пробуждает великие и героические чувства, подобающие наследнику маршала Кокру. Песня прославляет хризантему, не называя имени цветка. Она великолепна.
– Цзинду всегда сравнивали себя с хризантемой, – сказал Мата.
Куни поклонился и осушил свою кружку, остальные последовали его примеру.
– Но, Куни, – проговорил Мата, – ты не до конца понял песню.
Куни удивленно на него посмотрел.
– Кто сказал, что она прославляет только хризантемы? Разве одуванчик не такого же цвета, брат?
Куни рассмеялся, и они с Мата пожали друг другу руки.
– Брат! Кто знает, как далеко мы сможем зайти вместе?
Глаза обоих мужчин сверкали в тусклом свете таверны.
Мата поблагодарил всех и тоже осушил свою кружку. Впервые в жизни он не чувствовал себя одиноким среди людей, а был одним из них, – непривычное, но приятное чувство. Его удивило, что он испытал его здесь, в темной грязной таверне, где подавали паршивое вино и отвратительную еду, среди тех, кого он совсем недавно считал бы крестьянами, изображающими лордов, – как Криму и Шигина.
Глава 22
Битва при Дзуди
Дзуди, шестой месяц четвертого года Праведной Силы
Когда Крима и Шигин подняли восстание в Напи, многие к ним присоединились, но одновременно многие же решили стать разбойниками, чтобы извлечь выгоду из разразившегося хаоса. Во главе одной из самых безжалостных банд, вызывавших всеобщий страх, стоял Пума Йемму, крестьянин, лишившийся всего, когда прислужники императора отобрали у него землю, чтобы построить там охотничий дворец, не заплатив ему ни медяка.
Люди Йемму нападали на купеческие караваны, проходившие по долине Порин, до тех пор, пока добыча не стала совсем смехотворной. Торговля умирала, и на дорогах появлялось все меньше и меньше купцов. Путешествовать теперь было слишком рискованно: того и гляди встретишь на своем пути имперских солдат, мятежников или перебежчиков из одной армии в другую, – и никто не мог обеспечить путникам безопасность.
Разбойникам Йемму приходилось уходить все дальше и дальше в поисках добычи, и тут они обнаружили, что в сонном прежде городке Дзуди торговля продолжает процветать.
Очевидно, герцог Дзуди достаточно серьезно относился к своим обязанностям: в окрестностях не водилось разбойников и смелые купцы привозили сюда свои товары. Точно волк, следующий за овцами к новому оазису, Йемму быстро собрал своих людей и разбил лагерь в горах Эр-Мэ. Он не опасался герцога Дзуди: по своему опыту знал, что мятежники не так дисциплинированны и хорошо обучены, как имперские солдаты, и обычно ему удавалось легко справиться с их командирами в драке один на один. Несколько раз отряды мятежников присоединялись к его банде, после того как он убивал их командиров. Йемму намеревался хорошенько вытрясти купцов, направлявшихся в Дзуди, а потом устроить себе безбедную жизнь на то, что удастся у них отобрать.
Ближе к вечеру банда Йемму спряталась в роще на вершине небольшого холма, поджидая караван, который медленно продвигался с юга по направлению к Дзуди. Тяжелые телеги еле тащились по дороге, и Йемму, решив, что они везут в город ценные товары, издал громкий вопль, который тут же подхватили его люди, и банда верхом на своих конях понеслась вниз по склону, точно ветер, внезапно налетевший на равнину, в полной уверенности, что их ждет богатая добыча.
Телеги остановились, потому что возницы распрягли лошадей, все бросили и умчались, едва завидев грабителей. Пума Йемму рассмеялся: отличные времена наступили! Как легко стало разбойникам! Даже слишком…
Брошенные телеги продолжали стоять на дороге, похожие на стаю диких гусей, опустившуюся отдохнуть на берег озера. Но в тот момент, когда грабители добрались до каравана и оказались среди телег, их стенки упали, словно складные бумажные ширмы, и оттуда начали выскакивать солдаты в полном боевом снаряжении. Одни тут же набросилась на пеших разбойников, другие поставили телеги в круг, так что грабители оказались внутри, лишившись путей к отступлению. Несколько сообразительных бандитов, почувствовав опасность, пришпорили лошадей и успели сбежать до того, как круг был замкнут, но остальные, включая Пуму Йемму, оказались в ловушке.
Огромный мужчина с мускулистыми, словно ноги лошади, руками и широкими, как у быка, плечами вышел в центр круга. Йемму посмотрел великану в глаза и задрожал, увидев в каждом по два зрачка. Выдержать взгляд таких глаз было невозможно.
– Вор, – торжественно, точно дух из кошмарного сна, произнес великан, – ты попал в западню лорда Гару. – Вытащив из ножен, висевших на спине, меч, такой же громадный, как он сам, продолжил: – Познакомься с На-ароэнной. И не сомневайся: твоей разбойничьей жизни пришел конец.
«Ну, это мы еще посмотрим», – подумал Йемму, уверенный, что способен одолеть любого. Великан, конечно, производил жуткое впечатление, но держался как высокородный лорд, а Йемму уже не раз таких побеждал. Они считали себя храбрыми воинами, но ничего не знали про уличные драки.
Он пришпорил лошадь и помчался на Мата Цзинду, высоко подняв над головой меч, чтобы прикончить его один ударом.
Мата стоял не шевелясь до самой последней минуты, а потом вдруг отскочил в сторону, да так быстро, что Йемму не мог глазам своим поверить, затем схватил левой рукой поводья его лошади, а правую поднял, чтобы отразить своим огромным мечом направленный сверху удар.
«Кли-и-и-и-инг!»
