– Шесть часов.
– Сомневаюсь. Ты что-нибудь умеешь делать, Уилл?
– Не очень то, – ответил он.
– Нет, конечно, ты умеешь, – сказала Марен, как будто бы что-то вспомнив. – Ты умеешь рисовать! Покажи ему!
Уилл неохотно достал альбом из кармана. Девушка взяла его из его рук знакомым жестом, точно как же, как сделала это три года назад. Тогда это ему не понравилось, но сейчас все было по-другому, ведь казалось, что они были старыми друзьями.
– Смотри!
– Это твой портрет, – узнал Роальд. Уилл покраснел.
– Ты только посмотри, как они хороши! – воскликнула Марен, быстро переворачивая страницы. Уилл заметил, как разрумянились ее щеки.
– Да, – протянул Роальд, пожав плечами. – Все это, конечно, здорово, но… Хорошо, а можешь нарисовать меня?
Роальд взял нож и поднял его над головой, словно для броска.
– Вот так!
Уилл охватил его глазами и принялся быстрыми движениями делать набросок, нервничая из-за того, что Марен следила за его карандашом.
– Роальд, иди смотреть, – позвала она, когда Уилл закончил.
– Это я? – спросил клоун.
– Конечно ты, – нетерпеливо ответила девушка.
Роальд посмотрел на Уилла, ожидая подтверждения. Тот кивнул.
– Но у меня волосы не такие.
– Это набросок, – объяснил Уилл. – Чтобы схватить момент.
На красивом лице Роальда появилась улыбка.
– Солидно выгляжу. Как гигант, готовый бросить камень. Я хочу этот рисунок. Можно?
Не дожидаясь ответа, он вырвал страницу.
– Роальд, – упрекнула его Марен, – нельзя ведь просто так вырвать страницу из альбома художника!
– Прошу прощения.
– Нет-нет, конечно, он ваш.
– Смотрите, – сказал Роальд другим артистам, держа рисунок в воздухе и улыбаясь.
Не успел Уилл осознать, что происходит, как вокруг него собралась небольшая толпа.
– А меня сможешь нарисовать? – спросила самая хорошенькая из балерин.
– И меня тоже, – произнес Мин с высоты своих ходуль.
– Я старший, сначала меня, – перебил его Ли.
– Ты почти слепой, – ответил Мин. – Что тебе за радость от этого?
– Сейчас как укушу тебя, братец!
– Я с радостью вас всех нарисую, – поспешил заверить артистов Уилл.
– А я хочу настоящий портрет, – потребовала дородная женщина в костюме наездницы, пробираясь вперед. – Не эти маленькие каракули. Сможешь мне его сделать?
– Я не уверен, мэм.
– Можешь называть меня герцогиня Сабоурин, – сказала она. – Я принадлежу к королевскому роду Люксембурга. Ты должен нарисовать меня маслом, в самом изысканном стиле старых мастеров. Начнешь после обеда. Я заплачу тебе за это сто долларов.
С этими словами герцогиня удалилась под приглушенный смех других артистов.
– У нее нет ста долларов, – сказала ему Марен.
– Мне все равно придется ее рисовать?
Ему удавались рисунки, но портреты у него никак не получались. Люди на них не были похожими на себя. Марен покачала головой:
– Она однажды предложила тысячу долларов кому-то за волосы. Не бойся, она забудет об этом еще до обеда. Но ты можешь сделать на этом неплохие деньги. Может, мистер Дориан разрешит тебе выступить со своим небольшим представлением. Мы бы тебя нарядили… Точно, так и сделаем!
– Что сделаем? – спросил Уилл.
– Твой номер, – сказал мистер Дориан.
С удивлением Уилл повернул голову и увидел инспектора манежа, стоявшего прямо за ним.
– Люди обожают, когда рисуют их портреты, – сказала Марен.
– Но это не настоящие портреты… – забеспокоился Уилл.
– Да и на цирковой номер не похоже, – добавил Роальд.
– А если он будет их рисовать с завязанными глазами? – спросила Марен, снимая шарф с шеи брата.
– Неплохо! – кивнул мистер Дориан.
– С завязанными глазами? – переспросил Уилл, чувствуя, как его начинает охватывать паника.
Марен завязала ему шарфом глаза, но, к его величайшему удивлению, он все равно мог видеть все вокруг почти так же хорошо, как если бы на глазах у него ничего не было.
– Как же так? – спросил он, развязывая шарф и смотря сквозь него.
– Завяжешь его с одной стороны и все видишь, а с другой… – Она приложила шарф к глазам Уилла другой стороной, и он больше ничего не мог разглядеть. – Если кто-то в зале засомневается, мы завяжем ему глаза этой стороной, а потом завяжем тебе обратной. Но ты еще будешь стоять к ним спиной. Ты вообще не будешь на них смотреть.
– У меня ведь так ничего не получится! – запротестовал Уилл.
– Конечно, получится! Я буду стоять перед тобой с маленьким зеркалом, прикрепленным к моему платью. Ты будешь видеть человека и сможешь нарисовать его. Они будут уходить с хорошенькой картинкой, и все будут счастливы.
Мистер Дориан улыбнулся ей:
– Ты когда-нибудь будешь инспектором манежа в своем собственном цирке. А вот и мадам Ламуан. Она поможет тебя замаскировать.
К ним приближалась грустная женщина небольшого роста, из-за полноты своей похожая на шатер.
– Нам надо преобразить Уильяма… в индуса, пожалуй, – сказал ей мистер Дориан.
Мадам Ламуан посмотрела на Уилла, подняла свои полные руки и вздохнула.
– Отлично, – произнес мистер Дориан.
Мадам Ламуан пожала плечами и пошла к выходу из зала.
– Что это было? – спросил Уилл у Марен.
– Нам надо пойти за ней. Эта мадам Ламуан не особо разговорчива.
Уилл и Марен последовали за ней в соседний вагон, где была комната, набитая париками, цветными баночками, щетками, усами разного фасона, носами и другими кусочками человеческого облика. Перед длинным зеркалом стояло несколько табуреток. Мадам Ламуан указала Уиллу на стул у заляпанной металлической раковины.
– Сначала волосы, – сказала она таким голосом, словно пребывала в глубочайшей депрессии.
Она обернула ему плечи куском мешковины и откинула его голову назад, потом намочила его короткие волосы, надела перчатки и открыла банку с какой-то отвратительно пахнувшей черной смесью.
– Что это? – в ужасе спросил Уилл.
– Какая тебе разница?
Не пускаясь в объяснения, она бесцеремонно начала наносить эту мазь ему на голову. Ее толстые пальцы то и дело тыкались ему в лицо.
Уилл посмотрел на Марен, и та ободряюще улыбнулась.
– Брови тоже, – сказала мадам Ламуан, протянув банку девушке.
