Отец на минуту перестал копать.
– Мне не верится, что он думал, будто картина поможет ему остаться молодым. Как мне казалось, он был для этого слишком умен.
– Но это выглядело не более странным, чем другие вещи, – возразил Уилл.
Он подумал о холодном теле инспектора манежа, лежавшем в больнице первого класса. Мистер Дориан долго и тяжело работал и даже запачкал руки кровью, чтобы изменить свою судьбу, но в конце концов не сумел обмануть время.
– Я никак не могу отделаться от мысли, что все это напряжение и вызвало в результате инфаркт.
Отец грустно покачал головой.
– Он не должен был подвергать опасности стольких людей. Это было более чем эгоистично. Это было чудовищно.
Уилл подумал, что ему, видимо, следовало бы гораздо больше сердиться на мистера Дориана, но, вспомнив ужас на его лице и кошмарные предсмертные стоны, он почувствовал только печаль.
– А что будет с его портретом? – спросил он вдруг.
– Думаю, его следует удалить с холста, не повреждая Кригхофа.
– Он хорошо вышел, – сказал Уилл с сожалением. Отец посмотрел на него.
– Может, мы просто оставим все как есть. Пусть будет секрет на другой стороне Кригхофа.
– Мне нравится эта идея.
– Знаешь, – сказал отец, – мы ведь совсем недалеко от того места, где ты забил последний костыль.
Уилл посмотрел на горы. Он догадывался, что они были недалеко от Крейгеллаха, но ему трудно было совместить тот вид, который он увидел три года назад, будучи еще маленьким мальчиком, ехавшим на встречу с отцом, которого он почти не знал, с тем, что сейчас открывалось его взору.
– Броган сказал, что вы с ним копали золото. Отец повернулся к нему.
– Это правда.
– Чтобы спасти компанию от банкротства.
– Опять правда. Если бы мы не нашли жилу, железная дорога никогда не была бы закончена. Тысячи из нас потеряли бы жалованье за много месяцев.
Уилл заставил себя спросить:
– А ты взял что-то себе?
– Это тебе Броган сказал?
Уилл кивнул. Отец глубоко вздохнул, и Уилл стал слушать его, затаив дыхание.
– Не было и дня, чтобы я не боролся с соблазном. Некоторые положили в карман, что могли, и я не доносил на них. Нам долго не платили, и трудно было считать это воровством. Кто был владельцем? Может, страна. Может, индейцы, а может, и вовсе никто. Но мы все работали на компанию, и я подчинялся приказам. Я никогда ничего не брал, Уильям, и надеюсь, ты мне веришь.
– Верю, – не колеблясь, сказал Уилл.
Несмотря на холод, он почувствовал луч солнца на своем лице и подумал о весне. Возвращались запахи. Ароматы травы и глины. Некоторое время они копали в тишине, а потом отец сказал:
– Эта художественная школа в Сан-Франциско… Если ты так этого хочешь – поезжай. Я заплачу.
Уилл с удивлением посмотрел на него.
– Заплатишь?
– Заплачу. Ты продолжай расчищать рельсы, а я пойду посмотрю, как дела у сварщика.
Замерев от удивления, Уилл облокотился на лопату. Он так об этом мечтал, считая свою мечту недостижимой, что теперь не мог поверить услышанному. Почему он не почувствовал себя счастливым? Отец согласился отпустить его в художественную школу, но эта мысль почему-то уже потеряла свою привлекательность.
Он почесал шею, и на кончиках его пальцев осталась краска, которой он все еще был кое-где щедро намазан. Он попытался смыть ее, когда был в спальном вагоне, но она пристала намертво. Взглянув на себя в зеркало после долгой чистки, он ощутил разочарование, как будто часть его уплыла в водосток вместе с грязной водой. Он опять был просто Уильямом Эвереттом.
Что-то коснулось его головы, и он увидел небольшую птичку, которая, оттолкнувшись от его плеча, спорхнула на землю. Наклонившись, он понял, что это была не настоящая птица, а хитроумное бумажное существо, совсем как то, что мистер Дориан сделал прошлой ночью. Его сердце забилось быстрее. Уилл поднял ее и посмотрел по сторонам, но не заметил того, кто ее послал. Он осторожно развернул и начал читать рукописное послание. Хотя Уилл ни разу не видел ее почерк, он сразу понял, что записка была от Марен.
Он подарил мне цирк! Оставил завещание у меня в кармане.
Ему пришлось перечитать строчку дважды, настолько он был ошеломлен. Мистер Дориан подарил ей цирк? Был ли это его способ отплатить ей за ту опасность, которой он ее подверг? Теперь Уилл вспомнил, что перед тем, как отправиться в вагон-мавзолей, инспектор манежа написал две записки. Вторую он, видимо, незаметно положил Марен в карман. Уилл нетерпеливо продолжил читать:
Через две недели мы будем в Сан-Франциско. Готов войти в цирк по-настоящему? Напиши ответ и отправь птичку на запад.
В этот раз не опаздывай.
Уилл почувствовал, что задыхается. Новость была слишком огромной, чтобы вместиться в его сознание. Это была не просто новая дверь, которая открылась в его жизни. Это была дверь, снесенная с петель, и целая цирковая труппа, ворвавшаяся в проем, подхватившая его и уносящая на своих плечах, в придачу.
Он смотрел на железнодорожные пути, по которым «Бесконечный» вскоре должен был увезти его в Лайонсгейт на встречу с будущим. Каким оно будет? В его голове все смешалось, и Уилл заставил себя глубоко вздохнуть.
Руки у него тряслись, пока он шарил по карманам в поисках своего огрызка карандаша. Внизу страницы он написал ответ дважды, чтобы убедиться, что получилось разборчиво. Он не знал точно, как сложить птичку обратно, но бумага, похоже, знала это сама.
Подняв птичку высоко над головой, он повернулся на запад и запустил ее.
Она взмыла в небеса и, кажется, взмахнула крыльями. Летя над деревьями в направлении
