— Насчет работы, что ли, «стукнул»? — И добавил про себя: «Сволочь».
— Он у нас такой загруженный, — передразнила зло Люся. — Без него прямо вся правоохранительная система рухнет. Куда деваться.
С каждым словом жены Волин мрачнел все больше.
— Ну а я-то чем виноват? — буркнул он. — Работа такая. Преступникам, кстати, на мой отпуск плевать. В гробу они мой отпуск видали. В белой обуви.
— А мне не плевать, — вскинулась Люся. — Мне не плевать. Я, к твоему сведению, могла в отпуск еще в июле поехать. И с Катькой бы проблем не возникло. Ребенок в море бы нормально искупался. Нет, сидела как дура, ждала, чтобы вместе.
И без того не шикарное настроение Волина портилось быстрее, чем погода по осени. И даже чувство вины не могло спасти ситуации.
— Сидела бы как умная. — Он наконец справился со шнурками, сунул ноги в тапочки, но в комнату не пошел. Уход скорее всего был бы расценен женой как его, Волина, дезертирство с поля боя, еще более оскорбительное, нежели ответные выпады. — Ты ведь знаешь, это специфика моей работы. Никуда не денешься. Кстати, летом я предлагал вам поехать в отпуск без меня. Но ты же уперлась.
— Да, я уперлась. Мало того, что целыми днями тебя нет дома, так еще и отдых порознь. Надо мной уже подруги на работе смеются. Они с мужьями, с детьми, кто на Канарах, кто на Кипре. А мы? В Крым в конце октября и то сорвалось!
— Знаешь, мать, — Волин все-таки решился, демонстративно расстегнул пиджак, ослабил узел галстука, сунул руки в карманы брюк, — мне лично все равно, что говорят твои подруги. Честно. Я не пятиклассник, чтобы из-за каждого шу-шу-шу переживать. Но, если ты еще раз произнесешь «подруги смеются» или «подруги сказали», клянусь, я заявлюсь к тебе на работу с ребятами из налоговой и устрою показательный обыск с выемкой документов. Тогда и выясним, кто из них где отдыхает и на какие средства. Можешь так им и передать. У них свои семьи, если нравится, пусть друг другу кости перемывают.
Сказал и пошел на кухню. Вообще-то разговор получился так себе. После таких разговоров и подают на развод. И то сказать, у Люськи свой круг общения, у него свой. Друг к другу интерес поверхностный. Поговорить не о чем. Временами у него создавалось впечатление, что их семья продолжает влачить свое чахоточное существование исключительно благодаря Катьке.
Волин подогрел стоящий на плите ужин — пюре с поджаркой, — налил кофе, открыл кейс, достал из него дело. Надо же как-то оправдывать сорванный отпуск. Люське-то на его работу, понятно, наплевать, но хотя бы для себя. Он как раз открыл первую страницу, подцепил на вилку кусочек мяса и поднес его ко рту, когда в кухню вошла жена.
— В общем так, Волин, — сухо и категорично заявила она, шуруя по столам. — Мы с Катькой обсудили сложившуюся ситуацию и решили ехать. А ты можешь оставаться и работать хоть до посинения.
В принципе Волин был готов к подобному повороту событий. Нет, по пути домой он даже подумал, а не предложить ли жене поехать без него. Мало ли как все сложится.
А вот зацепило. Как они все быстро решили. Главное, «мы с Катькой». И сразу понятно: им до лампочки его чувство собственного достоинства. Хотя бы спросили, мол, как тебе такая идея? Не важно, каков будет ответ, поезжайте себе на здоровье. Но спросить-то можно было?
Волин чертыхнулся, звонко положил вилку на тарелку.
— Обязательно за ужином это говорить, да? — пробормотал он. — Аппетит портить.
— Ничего, — усмехнулась Люся. — Нам сегодня тоже аппетит испортили. Так что? Ты нас проводишь на самолет или опять помчишься защищать несчастных и обездоленных?
Волин молча встал, убрал тарелку с ужином в холодильник, глотнул кофе. Он прикидывал, когда ему удастся подъехать в прокуратуру, если он повезет жену с дочкой в аэропорт. По всему выходило, что никак не раньше одиннадцати. Значит, Скобцова придется часа два держать в коридоре. А это опасно.
Люся собрала кое-какую снедь, демонстративно завернула в пакеты и вышла из кухни. Волин вздохнул, подпер подбородок рукой. Спасибо гражданину Скобцову, Главному, Вихреву и иже с ними, подумал он. Отпуск, можно сказать, удался.
Волин придвинул кружку с кофе, отхлебнул. К Люське сейчас лучше не лезть. Когда человек на взводе, нет хуже, чем пытаться завести с ним задушевную беседу. Помочь не поможет, а вот по физиономии получить можно вполне. Волин вздохнул, раскрыл дело.
19 Октября. Утро. Чернозерский
Темно-синий «БМВ» остановился у парадного подъезда. Подъезд был ничем не примечателен. Если бы не маленькая медная табличка справа от двери, никто бы и не подумал, что здесь располагается частное детективное агентство.
Чернозерский выбрался из салона иномарки, поправил пальто, машинально посмотрел на окна. Каждый раз, приезжая сюда, он ощущал некоторую стесненность. Словно его принудили прилюдно раздеваться.
Он повернулся к иномарке, наклонился, прежде чем хлопнуть дверцей, сказал:
— Подожди здесь, Миша. Я скоро.
И вошел в подъезд. Как большинство старых подъездов, этот пропитался холодным запахом псины и резким — кошачьей мочи. Впрочем, на авторитете агентства данная нелицеприятная деталь не сказывалась.
С самого начала хозяева агентства имели установку на клиентов определенного уровня. Отсутствие роскоши было намеренным и с лихвой компенсировалось уровнем работы.
Чернозерский поднялся по истертым ступеням, остановился у толстой железной двери. Хотя внешние признаки систем наблюдения отсутствовали, ему-то было хорошо известно, что оба этажа буквально напичканы аппаратурой скрытого наблюдения. Агентство беспокоилось о сохранении секретов клиентов. К слову сказать, довольно многочисленных. Чернозерский не стал нажимать кнопку вмурованного в стену переговорного устройства. Он был постоянным клиентом, и его уже знали.
Щелкнула задвижка замка. Чернозерский ухватился за отполированную тысячами прикосновений ручку, потянул. Дверь была бронированной. Очень толстой и очень тяжелой.
За дверью располагался небольшой холл с консолью, состоящей из десятка черно-белых мониторов. За консолью сидел охранник. Он повернул голову, улыбнулся:
— Добрый день. Прямо по коридору и направо.
Чернозерский кивнул. Он позвонил в агентство еще утром, договорился о встрече. Его ждали. За названной охранником дверью находился небольшой, приятно обставленный кабинет. Импортная мебель, не роскошная, предельно функциональная. Никаких новоявленных наворотов. Только нужные вещи. Стол, напротив пара кресел, справа машина для измельчения документов, слева сейф. На столе лампа дневного света под черным пластиковым абажуром, магнитофон «Панасоник», блокнот для записей, ручки в подставке, пресс-папье. За столом обычный казенный стул — на таком не расслабишься, как ни старайся, на стене пробковая доска, в которую воткнуто два десятка булавок. Да еще в дальнем углу большой фикус. Вот, собственно, и все.
За столом сидел мужчина лет сорока. Не накачанный, но в фигуре ощущалась спортивная подтянутость. В одном из кресел — тучный, пучеглазый «товарищ» лет шестидесяти, седоватый, с двумя подбородками и улыбкой детского сказочника. На обоих — костюмы, рубашки, галстуки.
