Волин снял трубку со служебного «Панасоника», набрал номер Чернозерского. Ждать ему почти не пришлось.
Судя по голосу, Чернозерский был не в настроении. Впрочем, Волина это не удивило.
— Виталий Михайлович?
— Да? — буркнул тот. — Кто это?
— Следователь Волин вас беспокоит.
— А-а, — Чернозерский заговорил спокойнее, однако ощущалось, что спокойствие это стоит ему больших усилий. — Чему обязан?
— Виталий Михайлович, я хотел задать вам один вопрос.
— Слушаю?
— Девятнадцатого числа, перед самым отлетом в Швецию, вы звонили Скобцову?
— Да, звонил, — вздохнул тот. — По отзывам ростовчан, Андрей блестяще провел переговоры относительно кредита, и… я хотел его поздравить. Там… возникла очень сложная, конфликтная ситуация и… одним словом, я подумал, что не повредит поддержать парня.
— В разговоре вы упомянули, что полтора часа не могли дозвониться и едва не опоздали на самолет, это так?
— Совершенно верно.
— И сказали, что, очевидно, у Андрея Даниловича барахлит телефон. Возможно, села батарея.
— Это вам Андрей наплел? — В голосе Чернозерского прорезалось раздражение. — Батарея. Мозги у него сели. Окончательно.
— То есть вы не упоминали об испорченном телефоне? Я правильно понимаю?
— Я сказал, что полтора часа не мог дозвониться. И это истинная правда. Сперва телефон Андрея не отвечал, а потом было беспросветно занято. С кем уж он там трепался столько времени, я не знаю, но пробиться было абсолютно невозможно. После Андрей и вовсе перестал отзываться. Я попытался дозвониться по обычному телефону, но и на это у меня ушло около получаса.
— Тоже никто не снимал трубку?
— Да нет. Занято было кромешно. Я уж подумал, придется улетать, так и не поговорив с ним.
— Угу. Спасибо, Виталий Михайлович. Кстати, вы не могли бы сегодня подъехать в прокуратуру? Нам понадобится зафиксировать ваши показания.
— Хорошо, — пробурчал Чернозерский. — Только раньше восьми я не смогу.
— Отлично. Подъезжайте к восьми.
— Договорились.
Короткие гудки. Чернозерский был очень экономным человеком и на лишнее «до свидания» денег не тратил. Волин положил трубку на рычаг, посмотрел на Скобцова.
— Скажите, Андрей Данилович, какой у вас телефон?
— «Эриксон».
— Вы давно им пользуетесь?
— Год, — подумав секунду, ответил тот. — Даже год и полтора месяца.
— Прекрасно. А скажите, как часто возникали недоразумения между вами и телефонной компанией по поводу ошибок в счетах?
— Не припомню ни одного случая. А что?
— Хорошо. Андрей Данилович, тогда ответьте, что вы делали девятнадцатого октября с трех до пяти часов дня?
— Я же говорил, — тот неуверенно улыбнулся. — Спал. Спал у себя в кабинете.
— Сколько может работать ваш «Эриксон» без подзарядки батареи?
— Три с половиной часа разговоров и около тридцати в режиме «ожидания».
— Когда вы последний раз заряжали батарею?
— Ночью. Я всегда ставлю ее заряжаться на ночь.
— Ночью с восемнадцатого на девятнадцатое?
— Совершенно верно.
— А точнее?
— Поставил около часа, вытащил утром.
— Каков цикл полной зарядки батареи?
— Четыре часа.
— Иначе говоря, вы зарядили батарею полностью.
— Да.
Волин пробежал глазами счет, прикинул время звонков. Трех часов никак не набиралось.
— В таком случае как вы объясните тот факт, что уже к пяти часам вечера батарея села, особенно если учесть, что в течение дня вам, по вашим собственным словам, никто не звонил?
Скобцов открыл было рот, затем закрыл, растерянно оглянулся. Оперативники с любопытством смотрели на него. Задержанный пожал плечами.
— Не знаю, честное слово. Я об этом не подумал.
— Хорошо. Об этом вы не подумали, — кивнул Волин, выводя в «колдуне» жирный знак вопроса. — Следующий вопрос. Как могло случиться, что в телефонном счете за девятнадцатое октября по вашему номеру зафиксировано… — он прикинул на глаз, — …около четырех десятков звонков, подавляющая часть из которых — в период с трех часов дня до половины пятого вечера?
— Не знаю, честное слово, — пробормотал, еще больше теряясь, Скобцов. — Я в это время спал и не мог никому звонить. Должно быть, оператор что-то напутал.
— Так, — весело произнес «кожаный» Паша. — Все интереснее и интереснее.
— Кому вы звонили в три часа ночи с восемнадцатого на девятнадцатое? — не повышая голоса, спросил Волин.
— Никому, — Скобцов подобрался. Взгляд его стал угрюмым и затравленным. — Я в это время спал у себя дома, — резко добавил он.
— Тогда почему данный звонок внесен в счет?
— Я не знаю, что записано в вашем идиотском счете! — почти выкрикнул Скобцов. — Когда весь этот произвол закончится, я подам в суд на телефонную компанию!
— Пошли старые песни о главном, — усмехнулся рыжий Стас.
— Руки поднимите, — попросил задержанного Волин.
— Зачем?
— Руки поднимите. — Скобцов послушно поднял руки, и Волин увидел пустые манжеты. — Вы носите запонки?
— А при чем здесь?..
— Будьте добры ответить. Вы носите запонки?
— Их носит половина персонала банка. Это вроде традиции, — вопрос явно сбил Скобцова с толку, хотя и не уменьшил его агрессивности. — А что?
— Вы всегда ими пользуетесь?
— Если это важно… Всегда, — кивнул Скобцов. — Раньше я терпеть их не мог. Они имеют неприятное свойство расстегиваться и теряться в самый неудобный момент. Но Таня настаивала на том, чтобы я их носил.
— Значит, Таня настаивала?
— Сначала. А потом я и сам привык.
— Так. А у вас есть запонки с инициалами?
— Есть, — кивнул Скобцов. — Подарок Татьяны на годовщину свадьбы. Кстати, это были единственные запонки, которые мне действительно нравились.
— Опишите их, пожалуйста.
— Одиннадцать граммов золота пятьсот восемьдесят пятой пробы. По пять с половиной граммов в каждой. Квадратные. Внутри рисунок. По диагонали две буквы, вязью: А, перекрывающая С.
— Где вы их приобрели?
— Моя жена заказывала их в ювелирной мастерской.
Агрессивность Скобцова сменилась холодностью, граничащей с высокомерием. Волин не раз сталкивался с подобным поведением. Своеобразный способ защиты. По идее, скоро должны последовать угрозы. Мол, буду жаловаться Генеральному прокурору, в Верховный суд и так далее. Вплоть до международного трибунала в Гааге. Это он уже проходил — и не раз.
