Насчет «проходите» — это он явно опоздал. Чернозерский прошел сам, огляделся, плюхнулся на свободный стул. Тот самый, на котором не так давно сидел Скобцов. Волин несколько секунд разглядывал Чернозерского. Невысокий, плотно сбитый, непропорциональный, как кукла, сделанная неумелым кукольником. Стрижка короткая, отчего округлое, грубоватое лицо казалось еще круглее. Черты резкие, волевые. Дорогой костюм, пальто. На запястье массивные золотые часы на тяжелом браслете. Запонки, булавка для галстука. Все золотое, дорогое, лучшее. Сотовый телефон в кармане пиджака.
— У меня мало времени, — предупредил Чернозерский.
И совершенно зря. Волин давления не переносил. Особенно от подобных типов. Он неторопливо убрал со стола остатки трапезы, достал чистый бланк протокола, принялся заполнять, задавая общие вопросы. Имя, фамилия, отчество, год рождения, место прописки…
— Ну-с, начнем, пожалуй, — добавил Волин, когда необходимые графы были заполнены. Чернозерский стрельнул в него неприязненным взглядом. — Скажите, как давно вы знаете Андрея Даниловича Скобцова?
— Года полтора.
— Хороший сотрудник?
— Отличный, — раздраженно ответил Чернозерский. — Если бы Скобцов был плохим сотрудником, он не дорос бы до кресла моего зама. Временами у меня создавалось впечатление, что он намеренно старается казаться более неумелым, чем на самом деле.
— Вы хотите сказать, что иногда Андрей Данилович специально совершал ошибки?
— Именно это я и сказал. Совершал ошибки или не принимал решений, которые мог принять.
— Возможно, они просто не приходили ему в голову?
— Ничуть не бывало. Скобцов — уникум. Когда он бывал в ударе, то находил такие решения, что даже мне не приходили в голову. Изящные, невероятно умные и тонкие. Я еще ни разу в жизни не встречал человека, который умел бы просчитывать ситуацию так далеко, как он. Этот парень, мать его, — гений. Иногда мне даже казалось, что он более достоин кресла президента банка, чем я.
— Вот как? — Заявление Чернозерского удивило Волина: Подобное признание ему доводилось слышать впервые.
— Да. Но временами Скобцов был похож на школьника, совершенно не смыслящего в банковском деле. Вдруг становился вялым, инертным, апатичным. Даже подпись свою боялся поставить под уже заверенным договором. — Чернозерский вздохнул. — К сожалению, его комбинации приносили банку слишком много денег.
— Почему «к сожалению»?
Чернозерский криво усмехнулся.
— Если бы это было не так, я бы его выгнал давным-давно, и тогда… возможно тогда не случилось бы того, что случилось. Черт, не могу себе этого простить…
Он отвернулся, но Волин успел заметить блеснувшие на глазах Чернозерского слезы.
А еще успел подумать, что нарисованная Чернозерским картина подозрительно напоминает шизофрению с раздвоением личности. Одна личность — яркая, умная, цепкая; вторая — вялая, пассивная. Если так дело и обстояло, то интересно было бы выяснить, какая из этих личностей настоящая. Какой из Скобцовых сидел днем у него в кабинете?
Чернозерский прерывисто вздохнул. Так вздыхают люди, старающиеся сдержать рыдания. Он был достаточно сильным человеком. Ему понадобилось лишь несколько секунд на то, чтобы взять себя в руки. Когда Чернозерский повернулся, на глазах его не было слез, хотя лицо стало чуть более жестким.
— Я не знаю, что мне делать дальше, — пробормотал он. — Не знаю. Теперь, наверное, придется уходить из банка.
— Вопрос стоит настолько остро?
— Мой тесть не самый мягкий человек. Может быть, Леонид Леопольдович не вышвырнул бы меня после смерти дочери. Его правило: «Личное не должно смешиваться с бизнесом». Но вот потери денег он мне не простит, поскольку считает, что за поступки Скобцова должен отвечать я. Андрей ведь мой протеже.
— Какой потери денег? — насторожился Волин.
— А вы что, не знали? — Чернозерский снова усмехнулся. Пусто и обреченно. — Этот тип украл у нас пятьдесят миллионов долларов.
— Каким образом?
— Самым банальным. — Чернозерский в двух словах обрисовал ситуацию. — Судя по всему, в Питере у него была заготовлена «база». За один день он умудрился раскидать эти чертовы пятьдесят миллионов так, что мы их просто не можем найти.
Чернозерский достал из кармана тяжелый портсигар, закурил, даже не подумав спросить разрешения.
— А каковы были шансы, что… эта афера увенчается успехом? — задумчиво спросил Волин.
— Практически стопроцентные, — ответил без раздумий Чернозерский. — Тем более что ростовчане — партнеры Леонида Леопольдовича. Собственно говоря, — он вздохнул, — успех этой, как вы выразились, аферы был предопределен заранее.
— Как, по-вашему, мог ли Скобцов рассчитывать на то, что хищение останется незамеченным?
— Абсолютно исключено, — покачал головой Чернозерский.
— В таком случае, — спросил Русницкий, — какой смысл красть эти деньги? Ему ведь «пожизненное» светит, как минимум.
— Вы не понимаете? Я же говорил, Скобцов, мать его, — гений. Он убивает мою жену, «косит» под дурака — а актер он, поверьте, ничуть не худший, чем бизнесмен, — его лет пять-шесть маринуют в «дурке», а потом выпускают. Дальше — дело техники, но… — Чернозерский наклонился к столу и сказал доверительно: — Не для протокола. Мне не слишком приятно признавать, но я уверен, что Скобцов заранее продумал план бегства за «бугор». А еще я уверен в том, что этот парень настолько хорош, что его никто и никогда не сумеет найти. Как и украденные им деньги. Если бы букмекеры принимали ставки, я бы рискнул поставить на Скобцова все свое имущество, до последней рубашки, и при этом спал бы спокойно.
— Даже так? — Волин раскрыл «колдуна», принялся задумчиво чертить в нем абстрактные узоры.
— Да. Я могу ненавидеть Скобцова, но при этом надо отдавать ему должное. Он — гений. Настоящий гений. И в моих словах нет и грамма преувеличения.
— Так. — Волин задумался.
Из рассказа Чернозерского получалось, что Скобцов действительно просчитывал ситуацию на много ходов вперед. И, еще будучи клерком, имитировал шизофрению, зная, что это послужит ему алиби через несколько лет. И правда, гений. Такой бы умище да в мирных целях…
— А как получилось, что вы обратили внимание на обычного клерка?
— О, это длинная история. — Чернозерский тускло улыбнулся. — Он прислал мне несколько докладных записок с предложениями по операциям, которые через него проходили. Достаточно было даже беглого взгляда, чтобы понять: этот парень — блестящий финансист, с потрясающим чутьем и хваткой бульдога.
— Эти докладные сохранились?
— Нет, разумеется. Все-таки прошло больше двух лет. — Чернозерский погасил окурок в пепельнице, забросил ногу на ногу и сцепил руки на колене. — Я начал внимательно следить за Скобцовым и постепенно тянуть его вверх. Иметь такого зама — мечта для банкира. Конечно, многие обижались, считая, что их незаслуженно обошли, но, поверьте, в Скобцова можно было влюбиться. Кто же знал, что у этого парня на уме?
