«Среди людей такой тип человека есть,
Чья речь о жизни сего мира
Тебя восторгом ослепляет.
И Бога он зовет в свидетели тому.
Чем переполнены его душа и сердце,
И все же он самый несговорчивый из недругов твоих.
Едва тебя покинув,
Спешит он по земле нечестие рассеять
И погубить посевы и стада.
Но Бог нечестия не любит».
Все ваши предводители без конца твердят о Боге, Алллахе, но что на самом деле говорит он, их интересует меньше всего. Им нужны власть и деньги, они хотят утолить кровью свою жажду зверств.
Я полагал, что Аушев не станет дальше выслушивать наставления отца Бориса, но вместо этого между ними завязалась оживленная беседа, причем с большим количеством цитат из священных книг. Как оказалось, Аушев знал их не намного меньше, чем отец Борис. Несколько минут я слушал разговор этих двух неожиданных собеседников-теологов, затем удалился. В данный момент меня волновали иные мысли.
Я вернулся в нашу хижину и застал там гостя, чье появление, впрочем, вполне прогнозировалось. Рядом с Вандой сидел Шамсудин и не спускал с нее своих наглых глаз. Он в чем-то ее убеждал, это было заметно по его виду, она же не соглашалась. И это приводило в раздражение молодого красавца-горца.
Шамсудин даже не скрывал, что недоволен моим вторжением. Зато Ванда явно обрадовалась. Она подозвала меня рукой. Я сел рядом с ней.
— Вот Шамсудин приглашает меня на прогулку в горы, обещает показать очень красивые места. А я, мерзавка, отказываюсь. Но если ты с нами пойдешь, то я согласна. Скучно сидеть в этих стенах.
— А где же Павел?
— А ты не ничего не знаешь? — удивилась Ванда. — Пришли несколько человек и увели его.
— Как увели? — встрепенулся я.
— Не волнуйся, ничего с ним не сделают, — остановил меня Шамсудин, — он просто поработает до вечера. Будет строить оборонительные сооружения. Тебе бы тоже не мешало взять лопату.
Я в упор посмотрел на этого наглеца.
— Я лучше тебя знаю, что мне и когда брать. Так ты поведешь нас в горы?
Шамсудин ответил мне вызывающим взглядом.
— С большим удовольствием. Ты увидишь, как надо ходить по горам.
Втроем мы вышли за территорию лагеря и остановились возле крутого склона.
— Полезем, — предложил Шамсудин.
— Полезем, — согласился я. — Но только в том случае, если дама согласна.
— Я попробую, — сказала Ванда.
— Видите вон тот пик, — показал Шамсудин. — Надо туда забраться по тому склону.
Я пробежался глазами по предлагаемому маршруту. Он был и сложен и опасен, хотя когда-то я поднимался и по более сильным кручам склонам. Ладно, попробуем тряхнуть стариной.
— Я готов. Если мы поднимемся на пик, ты мне отдаешь свой пистолет. По рукам?
Шамсудин на секунду задумался.
— По рукам.
По большому счету это был альпинисткий маршрут и для подъема требовалось соответствующее снаряжение. Разумеется, ничего подобного у нас не было. Поэтому каждый новый шаг вверх представлял большую опасность. На одном из участком я лишь чудом остался жив, нога, потеряв опору, соскользнула вниз. И если бы Ванда, которая шла за мной, не поддержала меня в нужное мгновение, я бы сорвался вниз. Но она прижала меня к стене, и я успел найти выемку на скале.
Что касается Шамсудина, то он в самом деле был прирожденный горец. Он поднимался столь уверенно, как будто речь шла о тренировочной трассе. Периодически он останавливался, презрительно смотрел на нас, говорил что-нибудь обидное и лез дальше. Но я не обращал на его выходки внимания, мне было просто не до него. Гораздо больше меня беспокоила Ванда, но к моему удивлению она весьма ловко ползла по почти вертикальной стене.
Вершина приближалась очень медленно, хотя мне казалось, что я ползу к ней уже целую вечность. В минуты отдыха я подбадривал себя мыслью, что если я все же сумею добраться до конечной точки этого пика, я благополучно совершу все то, что должен сделать и вернусь домой живым и невредимым. Правда, где мой дом, я еще не знал. Но я находился не в том месте, где решаются такие вопросы.
Шамсудин уже стоял на вершине, и я видел его ухмыляющуюся рожу. С каким бы удовольствием я заехал бы по ней своим кулаком. Ладно, посмотрим, какое будет у него выражение, когда я гордо встану рядом с ним. И все же до самой последней минуты я не был уверен до конца, что это все-таки случиться. Мои силы были на исходе.
И все-же я забрался на этот бесчисленное число раз проклятый мною пик. Вслед за мной вершины достигла и Ванда. Теперь мы находились на небольшой площадке. Все мои усилия были в полной мере вознаграждены открывшимся мне видом. Пожалуй, он был самый красивый из виденных до сих пор мной.
Мы стояли на краю площадке, за которой начиналась бездна. Один неверный шаг — и человек, будто сорвавшийся камень, летит вниз в узкую и глубокую межгорную прогалину. Я вдруг подумал о том, а что если это и есть та цель, которую преследовал Шамсудин. Этот пик — ловушка, в которую он нас заманил. Расправиться с нами ему тут ничего не стоит.
— Ты обещал пистолет, — сказал я ему. — Давай.
— Я был первым, — надменно произнес Шамсудин.
— Мы не спорили о том, кто будет первым, мы спорили о том, поднимемся ли мы или нет. Как видишь, поднялись. Давай. — Я протянул руку за пистолетом.
Шамсудин неохотно вложил в нее оружие. Я почувствовал большую уверенность. И одновременно у меня возникло искушение застрелить этого горца. А в лагере сказать, что он сорвался во время подъема. Ванда не выдаст, а труп будет настолько изувечен, что определить подлинные причины смерти будет вряд ли возможно. Если вообще когда-нибудь достанут тело.
— А все же вы, русские, не умеете лазить по горам. Мы тут будем хозяевами всегда. А если вы попытаетесь нас отсюда изгнать, все эти склоны, — свои слова Шамсудин сопроводил красноречивым жестом, — будут усеяны вашими трупами. У вас солдат много, а у нас гор много. Так что места хватит всем. Вы будете нашими рабами. Многие из вас уже наши рабы. У моего отца в хозяйстве четверо ваших работников. Трое пленных военнослужащих и один инженер. И будут скоро еще, нам надо много людей, мы собираемся еще купить много земли. Хорошо, что вы к нам пришли; когда пленных много, рабы дешевеют. Скоро цена на русских станет совсем маленькой. Правда мне придеться выложить больше денег, так как я собираюсь обзавестись рабынями, а они дороже. У меня будет свой русский гарем. — При этом он красноречиво посмотрел на единственную среди нас даму.
Довольный своим кровожадным спитчем, Шамсудин оскалил белые и очень ровные зубы. У меня же вновь возникло только еще более сильное желание продырявить его живот. Но внешне я постарался спокойно отнестись к его словам.
