Свисток кха-дара развернул чаардан, и они тоже порысили вверх по склону долины. Несколько резких команд перестроили их в узкий двойной строй.
В миг, когда они приблизились к краю, оттуда вылетели панцирные хоругви. Стена всадников раздалась по обе стороны чаардана, и в грохоте копыт, с бьющими на ветру плащами и зелеными косынками помчалась вперед. Те несколько десятков кочевников, что настигали отряд Ласкольника, в мгновение ока были опрокинуты и стерты в пыль.
Чаардан остановился, на этот раз без команды. Они повернули коней и встали на краю долины. Вид отсюда открывался как с лучших мест лучшего театра. Только вот теперь не они играли главную роль в этой драме.
Молнии уже были разгромлены. Правда, они еще сопротивлялись атакующим гвардейцам, но разве что потому, что у них не оставалось другого выхода. Неполные три сотни, которые захлопывали ловушку, в большинстве своем сидели на загнанных до полусмерти лошадях, а Ласкольник оказался прав и насчет второго жеребера. Серая Сеть высосала из него силы, и в миг, когда их атаковал Седьмой, он не сумел сплести ее снова. А может, погиб во время той первой атаки, как знать. В любом случае, никакие чары не встали над стеной конных, и в несколько ударов сердца оба отряда перемешались, образовав клубящиеся, бряцающие железом и издающие нечеловеческие рыки ряды. Только увидев сражающихся, Кайлеан поняла, что свои полупанцирные хоругви империя вооружала и одевала в доспехи по примеру Молний. Схожие кольчуги и шлемы, схожие сабли и копья. «Если бы не плащи и зеленые косынки, непросто было б различить, кто кого рубит», – подумала она кисло. Почти в тот же момент атакующие проломили ряды отчаянно сопротивляющихся а’кееров, и Наездники Бури бросились наутек.
Но убегать было некуда. Через противоположный край долинки перелилась иррегулярная, неровная линия пестрой конницы. Свободные чаарданы, с которыми командир Седьмого подписал контракт, присоединились к развлечению.
Глядя на скорость, с которой гибли кочевники, Кайлеан сомневалась, что хоть кто-то из нового отряда успеет схватиться с се-кохландийцами. Кони у тех, кто преследовал чаардан Ласкольника, были столь загнаны, что некоторые из них попросту останавливались, свешивая головы. Прежде чем всадники успевали соскочить с седел, с конского хребта снимал их тычок копьем либо удар саблей. И только а’кеер, охранявший жереберов, имел свежих лошадей, и, кажется, именно они и мчались во главе бегущих.
«Жереберы, – вспомнила она. – Осталось двое и горсточка охранявших их конных. Где они?»
Те как раз неслись к центру долины, где через миг-другой должны были столкнуться две волны всадников. А за ними, хлопая на ветру плащами, словно перенесенная с аляпистой военной фрески, мчалась еще одна хоругвь Седьмого, фланкированная несколькими десятками полудиких всадников. Как по команде, все: кавалеристы и иррегулярная конница – подняли луки и со ста пятидесяти ярдов выпустили стрелы. Те, подхваченные диким ветром, закувыркались в воздухе, меняя линию полета. Жереберы окружили себя чарами, пусть со спины мчащегося коня заклинания накладывать было непросто. Тем временем стрелы сыпались на них уже непрекращающимся дождем, погоня прекрасно знала, что, пока чародеи занимаются стрелами, не сумеют отвечать магией. Старая пословица гласила, что, если припрешь мага к стене, бей его, пока кровь у него не пойдет ушами и носом. И именно это и делали кавалеристы: атаковали раз за разом, зная, что в конце концов жереберы ослабнут – или запоздают с реакцией.
– А где остальные, кха-дар? Где? – Кошкодур наблюдал за резней внизу с выражением лица старого солдата. – Нас миновали три, там – еще одна. Где еще две хоругви и половина контрактников?
– Тут и там, – Ласкольник неопределенно повел руками. – Кому-то же надо заняться теми, чьи кони пали, верно? И теми, кто поднимал облака пыли. И не слишком-то расслабляйся, Сарден. Это еще не конец.
Два отряда конных столкнулись посреди долины. Собственно, это была резня – неполная сотня Молний против шести сотен гвардии и трех – иррегулярной кавалерии. Иррегулярной – в смысле отсутствия единообразного обмундирования и вооружения, поскольку большинство свободных чаарданов составляли степные забияки, которые полжизни провели в таких стычках, а многие имели за плечами службу в армии. Потому они не позволили прорваться кочевникам сквозь свои ряды, хотя ошметки оставшегося а’кеера пытались это сделать, формируя в последний миг несомкнутый клин. Но клин был умело затуплен и сбит с острия атаки, а через мгновение на его месте виднелся лишь огромный круг с тающим на глазах центром.
Жереберы мчали прямиком туда, несмотря на дышащую в затылок погоню. Прошли уже половину дороги, им осталось всего-то триста пятьдесят, может, четыреста ярдов. «Ищут смерти?» – успела она спросить себя, когда ярдах в двухстах перед беглецами встали с земли туманные ленты.
Ласкольник отреагировал первым:
– Вперед! В карьер!
Они рванулись, послав коней в последний отчаянный рывок.
Серый туман вставал все выше и все шире разбрасывал крылья. Двигался он со скоростью галопирующего коня, и всего несколько ударов сердца отделяло его от того, чтобы накрыть занятые сражением хоругви. Воздух заискрился мерзлыми льдинками, земля чуть ли не стонала, во мгновение ока скованная холодом. Это был бы хороший размен: половина полка и половина чаарданов взамен трех а’кееров. А в хаосе, что возникнет после той резни, жереберы могли бы сбежать, объехав мешанину смерзшихся в камень тел.
Кайлеан, не думая, вынула лук и наложила на тетиву последнюю иглу. «Это бессмысленно, – мелькнуло у нее в голове, – мы не успеем, ни за что не…»
Волна горячего воздуха врезалась во фланг морозной стены, пробила его и ударила в жереберов. Кайлеан видела ее как ленту вихрящегося воздуха, оставляющую за собой полосу испепеленных трав. Никакого пламени, никакого открытого огня – только жар. «Кто? – Она осмотрелась. – Кто ударил чарами?»
Еще одна хоругвь вылетела из-за края котловины, а во главе ее мчался одинокий всадник. Из его правой руки, вытянутой вперед, рвался жар.
Беглецы развернулись на месте, а стена мороза, бегущая к дорезающим остатки Молний хоругвям, развеивалась почти на глазах. Но очередная вставала против волны горячего воздуха.
Схватка оказалась короткой и жесткой: два заклинания, жар и мороз, столкнулись, пожирая одно другое. Поднялись клубы пара, земля затряслась, словно две гигантские твари сошлись в схватке и одновременно пали, убив друг дружку. И все. Вот только военный маг достиг своей цели, оттянув внимание жеребера от остальных солдат.
Вторжение в ее разум было грубым. Жестким и животным. А она едва не вскрикнула от радости и забыла выпустить стрелу.
Во всем своем полудиком естестве вернулся Бердеф. Сразу наступило единение, у нее даже закружилась голова. Она прикрыла глаза.
«А, чтоб тебя, лохматый дурак, – выругалась она мысленно, – хочешь, чтобы я упала с лошади?»
Ее захлестнули картины воспоминаний. Нечеловеческих, в которых главенствовали серые цвета и цветные запахи. Степи. Чужое присутствие. Интерес. Заинтригованность. Открытие. Недоверие. Страх. Боль. Гнев. И наконец, холодная, словно настигавшие их недавно чары, – ненависть.
