– Дорога прямая как стрела. Крепость находится в двенадцати милях отсюда. А вот что дальше – понятия не имею.
Они взглянули на стену леса и на встающие над нею горы. Теперь весь план казался безумием. Не обычным безумием, а порождением больного, страдающего многодневной горячкой разума. Йанне откашлялся:
– А вы уверены, что нашли дорогу на ту сторону? Сквозь эти скалы? Надо иметь крылья, словно птице…
– Говорят, нашли. – Кошкодур пожал плечами. – Так утверждает Ласкольник, а я ему верю. Он дал слово. Так что, Кайлеан? Подъедем поближе к крепости или станем ждать здесь половину дня? Только-только светает. Пока подтянутся остальные, будет полдень.
Проклятие, она и сама не знала, как так вышло, что остальные принялись спрашивать ее о решениях. Наверное, как-то оно было связано с тем фактом, что сама она – из этих окрестностей, а наверняка еще и с тем, что горы вызывали у ее товарищей беспокойство. Она огляделась вокруг. Дорожный столб с выбитыми в камне расстояниями до города и крепости, водоотводная канава и пустое поле, поросшее осенней еще, пожелтевшей травою. Тающий иней превратил землю в жидкую грязь. Могли они здесь проторчать и полдня, рассматривая окрестности.
– Ну ладно, ничего ведь не случится, если мы немного отъедем в сторону гор. Только поставим знак для остальных.
Дагена вынула из сумки кусочек древесного угля и мазнула по столбу ниже отметок о расстоянии до замка.
– Едем.
* * *
– Вот моя заслуга. Зовут меня Дагена Оанитер из рода Вегейн племени геарисов. Родилась я в год Дикого Коня, через три лета после того, как утратили мы большинство земель в пользу Золотого Шатра. Моя мать была Видящей, моя бабка – Слушающей. Одна видела духов, другая – их слышала, обе умели пользоваться их помощью. В империи это запретная магия. Согласно Кодексу, Сила может быть направляема лишь живым, сознающим себя разумом мага. Так действуют аспектированные Источники. Чародей черпает Силу, сплетает ее, изменяет и использует согласно своей воле и умениям. Всякий аспект слегка отличен, но все они обладают огромной мощью. – Дагена легонько притронулась к одному из своих амулетов. – В магии моего народа духи помогают взнуздывать Силу. Духи предков, тех, кто не отошел в Дом Сна, духи животных, духи, обитающие в растениях, земле, воде, огне и ветре. Если ты их Видишь или Слышишь, то можешь предложить им службу. Некоторые желают получить каплю крови, другие – тепла человеческого тела или несколько кусочков хлеба, немного пивной пены. Большинство не может сделать ничего, пока не будут закляты в материальный предмет.
Она шевельнула рукою, и костяной браслет на ее запястье тихо стукнул.
– Великий Кодекс гласит, что подобное использование Силы – это зло, что никогда нельзя быть уверенным, не обратятся ли духи против чародея и не вырвутся ли на волю, чтобы сеять погибель, или же – не притянут ли они из Мрака нечто еще худшее. Что только разум должен контролировать Силу, безо всяких посредников. Сказания моего рода уходят на четырнадцать поколений в глубь веков, и я не знаю ни единого, в котором духи взбунтовались бы против шамана. Но для охранителей Кодекса этого мало. Потому мы, как и большинство приграничных племен, прячем своих чародеев. А пока империи важнее лояльность наших воинов, чем предубеждения Кодекса, мы даже не должны слишком напрягаться.
На миг в конюшне воцарилась тишина. Это правда, многие живущие у границы племена использовали магию, о которой внутри империи нельзя было даже вспоминать. Но ради верности этих народов Меекхан закрывал на такое глаза.
– Моя мать и бабка были сильными чародейками, но даже их знаний не хватило во время схватки с се-кохландийскими жереберами. Духи наших предков не сумели противостоять их силе. Мой народ некогда насчитывал двадцать тысяч человек и, хотя был разделен на племена, пробуждал ужас в сердцах врагов. Нынче, хотя уже многие годы царит мир, нас меньше половины от первоначального числа. Многие молодые отказываются от традиций предков, ищут счастья в городах, кто-то вербуется в армию или нанимается в стражу в караваны, другие строят каменные дома и оседают, уподобляясь меекханцам. Это слишком расстраивало мою мать, но еще сильнее – бабку. Они научили меня всему, что умели, а одна из них приняла на себя роль духовного щита, чтобы я не стояла в одиночку на краю между нашим миром и Мраком. Вот так я сделалась последней Видящей и Слышащей в роду Вегейн из племени геарисов. А когда пришла пора выбрать свой путь, я решила идти тропою лука и сабли, прежде чем духи предков не объявят мне, какова должна быть моя судьба.
Она улыбнулась с вызовом.
– А если кому-то из вас это не нравится, мы можем выйти наружу и там об этом поговорить. Вот моя заслуга.
* * *
Дорога, что вела к крепости, ничем не уступала главному тракту. Двадцать четыре фута – наверняка это было любимой меекханской шириной. Когда кочевники обошли Олекады с юга и захлестнули Лав-Онэе, сжигая и убивая во время последней войны, они даже не пытались захватить Кехлорен, один из старейших замков в этой провинции. Потому ведущая к нему дорога была ничем не хуже больших трактов.
Всю войну стоящие поблизости войска беспокоили се-кохландийцев ударами по равнине, строя собственную кровавую легенду. Кайлеан никогда не видела замок вблизи, но слышала о нем даже в родном селении. Говорили, что это настоящее орлиное гнездо, поставленное на вершине горы. И ей было интересно, сколько в этих рассказах правды.
Ответвление от главной дороги проходило сквозь растущий у подножия гор лес. Деревья на сто шагов вокруг были выкорчеваны, а местных жителей обязали следить, чтобы пуща не отвоевала потерянных пространств. Управлялись они с этим самым простым способом, как поняла Кайлеан, увидев стадо коз, за которым присматривали несколько подростков. Местные козы, как она помнила, сжирали все, что хоть как-то напоминало растения, могли даже какое-то время прожить, поедая опилки и старую кору. Пока их постоянно выпасали в этих местах, деревья не имели ни шанса.
Пареньки сонно взглянули на них и вернулись к присмотру за стадом. Четверо вооруженных всадников, что едут в сторону замка, – привычное дело. Только один, должно быть самый младшенький, помахал им. Йанне помахал в ответ, после чего улыбнулся и вытянул руку в сторону. Захлопало, и на рукав куртки уселся ястреб. Кожа заскрипела под когтями, птица взмахнула крыльями и устроилась поудобней. Парень застыл с раскрытым ртом.
* * *
– Вот моя заслуга. Мое имя Йанне Неварив. Семья моя происходит отсюда, с востока. Отец был офицером, кавалеристом Четырнадцатого полка, мать – меекханкой. Познакомились они во время войны, поженились сразу после.
Йанне заколебался, стиснул губы в узкую нить, лампадка в его руке мигнула:
– Я не люблю, не умею долго говорить, но нужно, огонь в руке, нельзя лгать… Их любовь… они не сумели… она хотела, чтоб он принял ее фамилию, неа-Ландос, или по крайней мере начал писать свою по-меекхански, как нев-Арив, а еще лучше – неа-Варив. Многие так делали, это облегчает карьеру в армии… проще подняться в звании… или стать важным чиновником… Он не хотел. Гордился фамилией: Неварив – это старый благородный род… уже во времена Святыни они были известны и уважаемы… Он не хотел отказаться от собственной гордости. Когда… когда мне было шесть лет, мать решила развестись с отцом. По меекханским законам она могла это сделать, если он не обеспечивал ей жизнь, к какой она привыкла. Уж не знаю, к какой, но у нас был большой дом, слуги, фургоны. Отец служил в звании лейтенанта и как дворянин владел крупным куском земли, которую отдавал в аренду другим. Жили мы достойно… Моя мать… жизнь, к которой она привыкла, – это приглашения на балы… встречи… – Он остановился, и казалось, что не выйдет из ступора. – Нет, не стану об этом говорить. Они… расстались, и было столько гнева, что я опасался, не убьет ли он ее. Потом однажды ночью отец прокрался под окно моей спальни, разбудил и забрал в степь. Оставил службу, дезертировал. Следующие девять лет мы жили словно изгнанники. Два коня, два лука, две сабли. Порой месяцы напролет ели лишь то, что удавалось подстрелить, порой целыми днями не ели ничего… От… от чужих людей мы узнали, что у отца конфисковали поместье, лишили звания и все время нас искали. Мать была упряма. Но я быстро рос, в восемь лет выглядел я на десять, в двенадцать – на шестнадцать. Не нашли нас…
