Рассказывала она ему о своей жизни в горах, о тяжелом труде, о голоде и холоде, повествовала о пути на юг в поисках лучшей жизни и о встрече с бандитами. Рассказывала о приютившей ее семье верданно. Некоторые из окружавших ее людей уже слышали этот рассказ, но, даже если б стояла она теперь среди многотысячной и незнакомой толпы – это не имело бы никакого значения. Важен был лишь огонек в руке и ее история. Короткая и запутанная.
Она закончила еще быстрее Кошкодура и Дагены. Но не могла выдавить сакраментального «Вот моя заслуга». Сглотнула раз, затем второй, прикрыла глаза и продолжила:
– У меня был пес, по кличке Бердеф. Он погиб, когда на нас напали бандиты. И остался со мною. Его дух сопровождает меня все время… и… нет, не так – он не волочится за мною, требуя, чтобы я бросила ему кость. Он попросту находится поблизости. Когда мне нужно, когда мне очень это нужно – он помогает мне в битве, дает силу, скорость и дикую отвагу. Благодаря ему я порой могу видеть духов, порой – чувствовать Силу. Он что-то вроде проводника… друга… Посредника между миром духов и нашим. И он никогда меня не подводил…
Она открыла глаза. Сказала это. Сказала это не людям в конюшне, не товарищам по чаардану, несмотря на то что не единожды она сражалась с ними плечом к плечу и многие из них были для нее словно вторая, а может, третья, семья, – но она признавалась во всем пламени. А оно приняло ее слова, мигнуло на мгновение и загорелось ровнее.
– Вот моя заслуга.
Она подняла взгляд и посмотрела прямо на Ласкольника. Он кивнул ей. Она же повела глазами вокруг. Кошкодур, Лея, Дагена, Йанне, Файлен, Нияр, Ландех и другие. Ни в одном взгляде она не увидела презрения. Нельзя презирать слова, что пали в огонь.
* * *
– Думаете, они сумеют удержать необходимую скорость?
Дорога, которой они ехали, все еще была меекханским трактом, но здесь даже имперским инженерам пришлось склониться пред мощью гор и отказаться от простых линий. Путь вдали от торговых направлений медленно изгибался то в одну, то в другую сторону, перепрыгивая ручей, чтобы сразу же резко принять вправо и исчезнуть за поворотом. Ущелье они оставили позади, и теперь над головами их было больше неба, да и взгляд уходил подальше. И все же Кайлеан отчетливо чувствовала, что товарищи ее, дети широких степей, чувствуют себя не в своей тарелке. Йанне, похоже, задал этот вопрос лишь для того, чтобы прервать мрачное молчание.
– До сих пор они справлялись лучше, чем можно было ожидать. А если и нет, – усмехнулась она широко, – Лея их подгонит.
* * *
– Вот моя заслуга. Меня зовут Лея Каменей. Я гарундинка, семья моя происходит с далекого юга, из Малых степей. Малые степи – почти такие же, как и здесь, только они… ну, маленькие. Широкая равнина без следа деревьев, на юге и востоке ограниченная горами, на севере – морем, а на западе она граничит с империей. Мать рассказывала мне о ней. О горячих летах, резких зимах, вёснах, когда травы мягки, словно шерсть молодого зайца, осенях, когда скот делается настолько толстым, что едва может устоять на ногах. Десятки лет империя торгует с обитающими там людьми, охотно нанимает наших воинов в свои полки легкой кавалерии. Когда появились се-кохландийцы, изрядное число молодежи отправилось на войну, ища славы и добычи. Многие не вернулись. Как и мой отец. Мать ждала его три года. Потом продала семейное имущество, загрузила остальное, в том числе и меня, на шестерку лошадок и отправилась на север, чтобы его найти.
Лея усмехнулась огоньку, что держала в руках.
– Женщины в моем племени могут так поступать, они распоряжаются семейным добром, скотом, шатрами и драгоценностями. Но мать моя даже в худших снах не предполагала, что мир настолько велик. Для нее империя – это несколько огражденных стенами городов, прилегающих к нашим степям. Где-то там, на севере, должна идти война, но мать полагала, что до любого места, о котором она слышала, можно добраться за месяц.
Улыбка ее сделалась шире и печальнее.
– Через месяц мы были в половине дороги от Кремневых гор. Молодая женщина, маленькая девочка и четыре лошади. Двух ей пришлось продать, потому что оказалось, что в любой корчме, в любом постоялом дворе нам приходилось выкладывать за конюшню больше, чем за ночлег для нас самих. Мать наняла проводника и толмача, который должен был сопроводить ее в Ловен – собственно, сюда, где якобы в последний раз видели живым моего отца. Она не знала языка, я вам уже говорила? Не знала и слова по-меекхански, не знала обычаев, дороги, истории империи. Ничего. Но отправилась на край света, чтобы отыскать своего мужчину.
На половине дороги до Кремневых гор проводник ограбил нас и бросил. Забрал все деньги, коней, все имущество. Осталась у нее лишь та часть драгоценностей, что были на ней, – и счет для оплаты на постоялом дворе. Она рассказывала мне, что едва не умерла тогда. Но была она упорной и гордой. Заплатила корчмарю работой, занимаясь в следующие три месяца лошадьми в конюшне, уборкой, рубкой дров, ноской воды и всяким таким. Спала вместе со мною в пустом стойле, утром выходила на работу, а я была предоставлена самой себе едва ли не на целый день. Обучалась она и языку. Потом мы остались еще на три месяца, потому что пришла зима, а с нею снег и холод. И она поступила верно, что не продала те несколько золотых мелочей. Благодаря этому весной она сумела купить пару лошадей и отправиться дальше.
Лея прикрыла глаза, а Кайлеан хорошо ее понимала.
– До того времени мы избегали больших городов, но все же нам пришлось туда попасть, поскольку лишь в одном из них можно было переправиться через реку. Анделен, тридцать две тысячи человек. Для империи – дыра, нарост вокруг моста и важной переправы. Там даже нет управы со сколько-нибудь важными чиновниками. А для моей матери – целый мир. Рассказывала она мне, что три дня стояла перед воротами, прежде чем собралась с духом войти. Даже не думала никогда, что в одном месте может жить столько людей. Дома, стоящие один над другим, улицы, лавки и бурлящая толпа. А посредине – одинокая молодая женщина, одетая словно дикарка, с ребенком у груди и с парой купленных на последние деньги кляч. Никто не научил меня отваге больше, чем она.
В ее улыбке были и любовь, и гордость.
– Путешествие на север заняло у нас очень много времени. Через год после того, как отправились в путь, мы добрались до этих мест. Она продолжала оставаться дикаркой, но уже говорила на меекхе вполне понятно. И все еще знала, чего хочет. Начала поиски. Ей было известно лишь название полка и места, где он служил в последнее время. Искала еще три года. Три года странствий с места на место, сбора слухов, разыскивания людей, которые говорили с другими людьми, якобы что-то знавшими о ее муже. Во время войны в армии не вели каких-то записей, хватало и того, что ты умеешь сидеть верхом и стрелять из лука. После трех лет… кто-то показал ей курган. Вроде бы это была одна из последних стычек, в самом конце Долгой Погони, когда кочевники убегали от врат Нового Меекхана за реку, а конная армия висела у них на плечах. Вроде бы полк моего отца слишком выдвинулся вперед, оттянул от главной армии слишком большие силы и… как говорится, схватил барсука в норе. Малая стычка превратилась в настоящую битву, после которой убитым насыпали общую могилу. Тот самый курган на Аведовом поле.
