Местное дворянство бурлило. Графы и бароны грозились, что, если Стража не обеспечит безопасность, они сами это сделают. Уже несколько раз солдаты натыкались в горах на подозрительные банды, размахивающие дозволениями местного барона на патрулирование окрестностей и на задержание любого, кто вызовет подозрение. Пока что до стычек не доходило, но призрак свистящих в воздухе стрел и липких от крови клинков сгонял сон со многих голов. Казалось, что Лав-Онэе перестала быть самой скучной провинцией империи.
И во все это теперь вошли сорок тысяч верданнских фургонов. Ничего странного, что генерал был в ярости.
– Что этот Ласкольник себе придумал, а?
* * *
Открытие прошло по кругу и замкнулось на командире чаардана. Он усмехнулся и посмотрел на них так… понимающе.
– Все верно? Значит, теперь я. На чем я закончил? А… Я пожелал уйти. Но покинуть столицу с легкостью – невозможно. Если ты плетешь интриги в Совете Первых, нельзя объявить, что тебе надоело. У меня были друзья и союзники в армии, среди имперских Крыс, при дворе, в окружении самого императора. Меня предупредили, что если я удалюсь, продам поместье, выеду в провинцию, то не проживу и трех месяцев. Эта княгиня была не единственным смертельным врагом, которого я себе нажил. Я бы свалился с лошади на охоте, подавился бы костью, свернул бы шею на лестнице. Я мог провести остаток жизни, трясясь от страха и тратя целое состояние на охрану. Или же я мог принять предложение Крысиной Норы. Внутренняя разведка могла обеспечить мне охрану и занятие… – По конюшне пробежал гомон, но Ласкольник, казалось, не обратил на это внимания. – Предполагалось, что я стану… нет, не шпионом – всего лишь кем-то, кто откует для Крыс оружие. Я отказался, ибо был тогда солдатом… считал себя солдатом и счел это предложение оскорбительным. Мне – и сделаться зверушкой на сворке у Крыс? Никогда.
Кайлеан хорошо понимала этот ропот. Имперские Крысы, внутренняя разведка, занималась выслеживанием шпионов внутри империи, раскрытием дворцовых интриг, слежкой за гильдией магов и храмами, наблюдением за действиями армии. Крысы обладали серьезной властью и часто использовали ее довольно неосмотрительно. Никто их не любил.
– Но Крысы умеют быть убедительными. Они показали мне… определенные вещи. Рассказали историю о сельце, сметенном с лица земли, и о странных происшествиях, сопровождавших это. Показали рисунки и результаты воздействия сил, которые мне даже не снились. Привезли в то сельцо и позволили мне там вздремнуть. Всего лишь вздремнуть – и целый год я просыпался от кошмаров. А потом они… попросили о помощи. Попросили, – Ласкольник усмехнулся, – а во мне тогда было еще достаточно от дворцового интригана, чтобы знать – они не врут. Просьба была искренней. Крысы плевать хотели на Кодекс, у них есть люди, владеющие иной, неаспектированной магией, но их не слишком много, и все они находятся под жестким контролем. Им нужны были другие. Они хотели, чтобы я отыскал для них тех, кто может пользоваться Силой, не ступая Тропками и не используя Источников. Потому что в месте, куда меня взяли, те были настолько истощены, что обычные маги теряли разум. Нет! – поднял он руку. – Не прерывайте меня. Вы все видели, что случилось три месяца назад, когда мы охотились на жереберов. Никто из вас не говорит об этом вслух, но многие криво поглядывают на Лею, Йанне или Даг. Некоторые полагают, что это худо – иметь в чаардане кого-то такого, пусть даже вы и знаете, что почти в каждом есть такие люди. Хорошо иметь кого-то такого рядом, когда вокруг головы засвистят стрелы. Кого-то, кто вызовет на помощь духа предков или скажет, откуда близится враг. И… проклятие, я не о том хотел говорить. Теперь вы знаете, что нас здесь – больше. Кайлеан, Сарден… я.
Если бы внезапно разорвалась завеса Мрака и сильнейшие демоны Нежеланных явились меж ними, не сумели бы произвести большего эффекта. Кайлеан почувствовала, как у нее отвисает челюсть.
– Я, – повторил Ласкольник, словно не заметив их реакции, – заговорил с первым конем, когда мне исполнилось шесть. А он заговорил со мной. Назвал меня двуногим жеребенком и позволил сесть на себя. Это был жеребец моего отца, черный, как смола, огромный, словно дом. Боевой конь с душой воина, и моя мать чуть сознание не потеряла, когда увидела меня у него на спине. А мой талант развивался. Я мог ощутить, где находятся все кони на расстоянии нескольких миль. Для командира кавалерии это умение – важнее зрения. Я могу оседлать и сесть на любого коня, а с некоторыми – могу еще и поболтать. Я – Говорящий-с-Конями. И нынче, сейчас, я распускаю чаардан Ласкольника.
Тишина взорвалась криками. Кайлеан почувствовала, как подгибаются под ней ноги.
– Нет! – Голос Ласкольника был как удар саблей. – Тихо!
Они замолчали – неохотно и хмуро.
– Чаардан – это воюющий род. Он не может вырастать изо лжи, а я обманывал вас с самого начала. С мига, когда я принял клятву первого из вас. И из-за этой лжи в прошлую осень погибла женщина, Вее’ра, жена кузнеца, которую я уважал как свою сестру. – Кайлеан почувствовала на себе взгляд Ласкольника. – Вы все об этом слышали. На них напали не бандиты, а имперские Гончие. А скорее, наемники, посланные Псарней. Я знаю только, что нечто произошло на Юге. Вторая Гончая империи погибла в Крысином замке, и вспыхнула война между внешней и внутренней разведками. Гончие откуда-то узнали о моем договоре с Крысами. Уже льется кровь, трупы плывут реками, люди выходят из домов, и след их теряется – и это только начало. Если чаардан Ласкольника продолжит ездить по степям – он станет целью. Они начнут охотиться на вас, словно на волков.
Он замолчал. Кайлеан обвела всех глазами. Взгляды ответные были разными: внимательными, дикими, дерзкими и ироничными. Все говорили одно: «Пусть охотятся, нам-то что? Или у нас нет клыков?»
Ласколькник тоже их видел.
– Это не игра со степными бандитами, дети, – вздохнул он. – Война разведок – грязная война, это отрава в бокале и нож в спину, фальшивые обвинения и чары, наполняющие легкие кровью. Крысы утвеждают, что они не виноваты, что это не они убили ту Гончую. Не знаю, как оно было, но это не имеет значения. Я – с ними, поскольку сны, что пришли ко мне ночью в том селе, куда важнее. И я буду с империей, поскольку не уничтожу собственными руками то, что оборонял половину жизни. Потому что я – ублюдок по рождению, но ношу имперскую синь и зову императора по имени. Понимаете?
Они кивали.
– Верданно желают вернуть свою возвышенность. Вы об этом знаете. Сплетни – быстрее ветра. А я поклялся, что помогу им. Причем так, чтобы империя от этого выиграла.
– Как, кха-дар? – вырвалось у нее.
– Два месяца назад я попросил, чтобы нашли дорогу через Олекады. Я слышал о неких беглецах с возвышенности, о верданно, преодолевших горы. И Горная Стража, которой там нынче полно, такую дорогу нашла. Потому мы отправим Фургонщиков на север, вдоль западных отрогов Олекад. Официально – согласно императорскому указу, чтобы убрать их с границы степей и не провоцировать се-кохландийцев. А потом они поднимут бунт и перейдут через горы прямиком на возвышенность. Наши немногочисленные силы не сумеют их сдержать. Возможно, верданно отправятся прямиком на смерть, но у них все равно будет лучший шанс, чем пытайся они пробиться через степи. И нет, я не пошлю их туда с завязанными глазами. Старшие лагерей осознают риск и принимают его. Знают, что, если они покинут империю, могут рассчитывать лишь на собственные силы. Но если мы не пошлем их через горы, весной нам придется штурмовать их лагеря. А я не хочу гражданской войны на границе.
