— А я других не предлагаю. Скажи, только честно, когда ты предложил мне стать твоей любовницей, ты держал в голове этот вариант?
— Я обдумывал его. Чтобы в наше время выжить, надо объединяться. И очень важно, не прогадать, с кем именно. А мы все же узнали друг друга.
— Я бы не преувеличивала этот фактор. — Я знаю, что ты циник. И это нравится мне в тебе. Я сама циник. Не была бы циником, давно бы все профукала.
Слободина встала и направилась к выходу, по ходу взяв со стола свою сумочку. Викдорович внимательно наблюдал за ней. Около двери Слободина остановилась.
— Я не обещаю, что приму твое предложение, но обещаю, что буду думать о нем. А там как знать. До встречи.
Слободина помахала рукой и вышла из комнаты.
4
Эдуард Страстин собирался этот вечер провести, как обычно — в одном из клубов, куда он в последнее время наведывался почти каждый день. Нельзя сказать, что ему там очень нравилось, но надо же было куда-то деваться, чтобы убить время, которое имело противное свойство тянуться бесконечно медленно. Эдуард догадывался, что где-то существуют такие счастливчики, которые часов не наблюдают, но он не имел к этой публике никакого отношения. Как же иногда Эдуард им завидовал. Особенно сейчас, когда жизнь его переменилась таким образом, что он мог себе позволить целыми днями не то, что не выходить из дома, но даже не вставать с кровати. И это все благодаря его браку с известной светской львицей, владелицей сети брендовых магазинов нижнего дамского белья и просто красивой женщиной Алиной Слободиной. Этот брак Эдуард считал самой большой удачей своей жизни. Еще бы! Не каждый в одно мгновение сумеет превратиться из обычного менеджера ресторана в супруга одной из самых известных женщин города. И пусть его недоброжелатели шипят в спину, что это мезальянс, ему от их ядовитых реплик ни холодно ни жарко. Пусть хоть захлебнутся своим ядом. Он, Эдуард теперь неуязвим для них.
Так уж и неуязвим? ухнуло у него где-то глубоко внутри. Это гадкий червячок сомнения проснулся после долгой спячки и принялся за свою мерзкую работенку. Эдуарду сразу стало не по себе. Захотелось тут же удавить это противное членистоногое за то, что оно осмелилось грубо нарушить его безмятежное существование. Ведь жить с дискомфортом внутри себя Эдуард не любил. Надо было срочно что-то предпринять. Сработал привычный рефлекс — рука потянулась к бару. Там у него имелось верное средство от любой напасти.
Через пол часа ему уже было хорошо. Настолько хорошо, что уже не хотелось никакого клуба и никаких развлечений. Зачем? Когда так уютно в мягком кресле и в пределах протянутой руки его любимый коньяк. Эдуард плеснул очередную порцию коричневато-золотистой жидкости в свой бокал и тут же залпом опрокинул его.
— Эдуард Борисович, машина уже готова. Можно ехать в любой момент, — услышал он за своей спиной голос шофера.
Эдуард недовольно поморщился, но ничего не сказал ему. Вместо ответа еще удобней устроился в кресле, снова наполнил бокал и вновь опрокинул его содержимое внутрь себя. В голове зашумело. Эдуард прикрыл глаза и прислушался, пытаясь понять, насколько близок он к поставленной цели. Через секунду с удовлетворением констатировал тот факт, что она достигнута. Мерзкая тварь исчезла из его поля зрения и больше не напоминала о себе. Жизнь снова показалась ему удивительно приятной. Эдуард открыл глаза. Шофер продолжал стоять на том же самом месте.
— Чего тебе, Серега?
— Так я говорил уже, машина готова, — проговорил Сергей.
— Я понял, иди, — вяло махнул рукой Эдуард, желая поскорее отделаться от назойливого шофера.
— А вы, когда выйдете? — продолжал допытываться Сергей.
— А зачем мне куда-то идти. Мне и тут не плохо.
— Так вы сами говорили, к шести часам подавать машину, — Сергей вопросительно уставился на хозяина.
— Выезд отменяется, все. Финита ля комедиа, — Эдуард для пущей убедительности сделал отрицательный знак рукой.
— Зря вы так, — покачал головой Сергей.
— А это уже не твое, браток, дело. Подать машину, убрать машину, делай, что тебе говорят, и не рассуждай много.
— Да, я не об этом.
— Да? А о чем же тогда, — удивился Эдуард.
— Алина Олеговна расстроится, — пояснил шофер.
— Расстроится? А с чего бы это. Муж дома, не гуляет со всякими… в отличие от нее, — Эдуард снова плеснул себе в бокал и залпом выпил.
— Она расстроится, что вы снова пьете, — укоризненно произнес шофер.
— Да ни фига, она не расстроится. Она не заметит даже. Плевать она хотела на то, что я пью. С некоторых пор ей на все на…чхать, — Эдуард громко икнул.
— И вот этого она не любит, — продолжал гнуть свое Сергей.
— Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет…Серега, а как ты думаешь, она меня пошлет к черту или нет? А? — Эдуард снова икнул.
— Если вы будете часто в таком состоянии, то можно все ожидать.
— Во, ты зришь в корень. Я тоже так думаю. Только не от того, что я нализался, как свинья, а от того, что она бесстыжая тварь…т-с-с-с, — Эдуард встал с кресла и пошатнулся.
— Ты ничего не слышал, браток. Ничего. Договорились? — заплетающимся языком проговорил Эдуард.
— Конечно, ничего, Эдуард Борисович. Мы с вами говорили о жизни. А про Алину Олеговну — ни слова.
— Молодец, ты мне нравишься. Иди, выпей со мной, — Эдуард потянулся к бутылке.
— Нет, что вы, я на работе. Мне нельзя.
— Да какая к черту работа, — настаивал Эдуард. — Я никуда сегодня не еду. Пей, от такого коньяка не отказываются.
— Нет. Не положено. Я лучше пойду. А вы бы спать ложились. Алина Олеговна придет и ничего не заметит тогда.
— Да? Ты думаешь, мне это поможет? — усмехнулся Эдуард.
— Конечно, утром будете, как огурчик.
— Вот, дурак. Я разве об этом. Ну, ладно, что с тобой говорить. Иди уже, — Эдуард неопределенно махнул рукой. Шофер поспешил удалиться.
Какое-то время Эдуард тупо сидел в кресле. Затем его взгляд упал на бутылку, она была пуста. Эдуард встал и шатаясь направился к бару. Оттуда он извлек другую бутылку, еще не начатую. Минуту он, раздумывая, глядел на нее, затем принялся открывать.
5
Анна мерила шагами аллеи старого парка, расположенного недалеко от ее дома. Только сейчас она оценила преимущества расположения своего жилища именно в таком месте. Куда бы она сейчас пошла в противном случае? Где бы смогла успокоить свое взбудораженное сознание? К Смольской? Ну, уж, нет.
Анна наперед знала, что скажет ей подруга. Нет, сейчас она не хотела этого бесконечного перетирания давно заезженной темы. Сначала Смольская очередной раз бы напомнила Анне, какие все мужики сволочи, а потом предложила бы вариант использования этой сволочной братии для достижения своей личной выгоды. Что касается Рагозина, тут все и так ясно. Лена высказалась сегодня в театре вполне определенно. Анна слышала от нее это уже не в первый раз. А вот относительно Мити Анна никогда не разрешала Смольской циничных высказываний, настаивая на том, что у них с Митей огромное и светлое чувство. Анна не рисковала перед Смольской называть это любовью, но в глубине души была уверена в том, что они с Митей любят друг друга. Но сегодня первый раз усомнилась в этом. Цепкие щупальца сомнений крепко впились в нее и не хотели отпускать с того самого момента, как Анна услышала от Мити его ошеломляющее заявление. Он предложил ей отдаться режиссеру так буднично и просто, как будто всего-навсего советовал ей сходить купить батон хлеба. Как только Анна об этом вспомнила, горячая волна ненависти к своему обидчику, смешанная с острой жалостью к самой себе, к своему оскорбленному самолюбию, бросилась ей в голову.
