— По правилам, Толя, ничего здесь трогать нельзя, особенно тело. Следователь приедет, он нас за самоуправство не похвалит. С другой стороны, здесь мы его оставить тоже не можем.
— Илья Афанасьевич приказали нести в дом.
— Ну, несите, — кивнул Матвей. — Эх, доигрались…
Витек, подчиняясь хозяину, снял с елки свитер и джинсы девушки, отряхнул от снега, укрыл ими мертвое тело.
— Жалко девчонку!
— Берите! — хрипло произнес Борецкий. На нем лица не было, губы дергались. — Осторожнее…
Матвей поднял разрезанную веревку. Толстая, витая — такие висели в холле: их приготовили для ряженых — подпоясывать тулупы. Борецкий твердил, что кушаков на всех не хватает, а пояс должен быть обязательно. Кто брал, кто не брал…
* * *
Астра первой увидела печальную процессию, вскрикнула, бросилась навстречу. Глаза Матвея сказали ей все.
— Я знала… я чувствовала…
— Вот вам и Дед Мороз… — бормотал Борецкий. — Вот вам и Снегурочка…
— Куда нести? — спросили вчерашние «грифоны».
Они были подавлены. Никто не ожидал трагической развязки. «Зимние русалии» закончились весьма плачевно. Закончились ли?
— Я хочу… Отнесите ее в холл… — велел хозяин.
— Он не в себе, — нахмурился Матвей. И махнул рукой растерянным ребятам. — Положим тело во флигеле. Там холодно. Сегодня печку не разжигали…
Астра схватила его за локоть.
— Она…
— Убита, — уверенно заявил он. — Ударили по голове, раздели и привязали к дереву. Остается установить, когда именно она умерла… до или после.
— Может быть еще…
— Не может! — отрезал он. — Не хватало только отогревать труп! Молчи, пожалуйста, а то Борецкий ухватится за твое предложение. Он будто помешанный! Или ловкий притворщик. Тебе разбираться, ты у нас ясновидящая.
Он злился, не понимая, на кого и почему. Возможно, на себя — за свое легкомыслие, за несерьезное отношение к ситуации. Прислушайся он к Астре, девушка была бы жива. Впрочем, кто знает?
Матвей искал в памяти переломный момент, когда невинные забавы приняли опасный оборот, и не находил его. Похоже, кто-то задумал убийство с самого начала… Кто? Ночные визитеры? Однако следы на снегу еще до того, как вовсю разыгралась вьюга, обеспечили им твердое алиби. Значит, убил кто-то из присутствующих — не исключено, что женщина. Одна из «русалок», к примеру… Чара! Только она и Лея отправились в парк на поиски Вишнякова, и она видела Лею последняя. Та не опасалась подруги, позволила ей приблизиться, ударить… Орудием преступления могла послужить любая увесистая ветка, торчащая из-под снега и потом брошенная в тот же снег. Все, как по заказу. Зачем только было срывать одежду и привязывать жертву к стволу? Тоже объяснить можно: если удар окажется несмертельным, — мороз довершит начатое. И мотив есть: зависть, ревность…
Вопреки своему принципу не строить догадок при недостатке информации, Карелин вернулся мыслями к празднованию «зимних русалий». Новогодняя ночь протекала вполне обыкновенно, хотя и с языческим «душком». Но кого теперь удивишь маскарадными костюмами и древними мистериями? Сакральные ритуалы становятся модным атрибутом светских развлечений. Что нередко влечет за собой далеко не безобидные последствия. Неужели забытые боги не исчезли, а просто взяли себе другие имена? Они мстят невежественным неофитам за вторжение в их мир, за пренебрежение обычаями, за то, что взывают к ним без должного почтения?
Вдруг прошлое — это лишь иллюзия, и на самом деле все продолжается?
Ничто, по мнению Матвея, не предвещало беды. Вишняков казался плейбоем, который не привык ни в чем себе отказывать. Борецкий — хлебосольным барином с причудами, который не прочь поволочиться за красивой барышней. Супруги Бутылкины производили впечатление дружной семейной пары, где жена скрыто ревнует, а муж скрыто поглядывает на других женщин. Певицы из поп-группы «Русалки» приехали заработать денег, заодно и отдохнуть, если получится. И кто-то из этих людей — хладнокровный, расчетливый убийца. Что им движет? Какую цель он преследует?
Вопросы сыпались как горох. Кому их задавать? Астре?
— Придется вызывать полицию… — вздохнул он. — Пусть приезжают и разбираются.
Астра молчала, сдвинув брови. В такие минуты она становилась особенно привлекательной, словно мысли могли украшать ее, придавать ее чертам некую одухотворенность, которая так ему нравилась.
— Надо поговорить с Бутылкиными, — отрывисто произнесла она. — С Борецким и Вишняковым… Немедленно. И наведаться в соседний коттедж.
— Ты меня не услышала. Человек мертв…
— Я понимаю.
— По закону положено сообщить в полицию.
— Связь отвратительная… Пока ты до них дозвонишься, я успею узнать все, что нужно…
* * *
Борецкий уставился в одну точку, словно там находился невидимый магнит.
Они с Астрой уединились в его кабинете рядом с библиотекой. Илья Афанасьевич, совершенно подавленный случившимся, отвечал бесцветно, однообразно, без всякого выражения. Перед его глазами стояла страшная картина…
— Кого ты впускал ночью в свою спальню?
В кабинете пахло новой кожей от дивана и кресел, дорогим табаком. Борецкий оказался любителем сигар, но сейчас ему даже курить не хотелось.
— Ее… — прошептал он.
— Зачем?
Глупый вопрос. Астра сама это понимала, но ей нужен был его ответ.
— Любовь с первого взгляда… вспышка страсти… тебе знакомо нечто подобное?
— Значит, между вами…
— Да… Мы, словно одержимые, бросились в объятия друг друга, едва она заперла за собой дверь…
— Дверь была закрыта на ключ?
— На защелку изнутри…
Борецкий заново переживал любовный трепет. По его телу прошла волна дрожи, губы сжались. Время пошло вспять, возвращая его в теплый сумрак спальни, где вкус женских губ пьянил его, лишая рассудка…
— Вы заранее договорились о встрече? — спросила Астра.
— У костра, когда огонь пожирал соломенные чучела. Я вдруг испытал… приступ желания. Она тоже! Я читал в ее глазах любовную жажду, столь же острую, невыносимую. — Он судорожно вздохнул. — А потом она провела рукой по лицу и стерла грим. Я ее узнал! Узнал! Какой-то другой памятью, которая не в уме, а в клетках, в крови. Только один раз, пять лет назад я был охвачен таким пламенем… Она была совсем юной, еще девочкой, невинной, нетронутой. Я оказался ее первым мужчиной. Она отдалась мне в лесу, на траве, под пение птиц и звон ручья. Сильный запах цветов и можжевельника кружил голову, светило солнце…
— Это была Лея?
— Тогда я не знал ее имени, но сладость ее кожи, ее дыхания, робкие поцелуи ее влажных теплых губ разбудили во мне зверя. Я почти силой взял ее… не подозревая о ее девственности. Впрочем, даже если бы знал, то не смог бы остановиться. Тогда я впервые ощутил страсть как стихию, бурю… Ей невозможно сопротивляться, она увлекает и несет в преисподнюю…
