Вскоре Марину пригласили к врачу на встречу с супругом. Она взяла меня за руку и улыбнулась сквозь слезы.
— Знаешь, у меня из-за такой, как ты, жизнь разрушилась. Но ты мне все равно симпатична. Я зла на тебя не держу. Все мы грешницы, а когда хотим встать на путь очищения, понимаем, что уже слишком поздно.
Глава 16
Когда моя соседка ушла, я подошла к окнам и потрогала железные прутья решетки. Эти прутья уже оказывали страшное психологическое давление, доводящее до отчаяния. Хотелось их снять, выкинуть как можно дальше и выйти на улицу. В одной палате девушка отказывалась принимать лекарства, и ей пригрозили влить его через шланг. А она всего лишь спрашивала название таблеток, которые ее заставляют выпить. Но санитарка считала ниже своего достоинства отвечать на этот вопрос. Она кричала, что девушка должна принимать все, что ей дают.
Я мечтала о глотке свежего воздуха, потому что специфический больничный запах сводил меня с ума. От этой смеси запаха пота и мочи я почти задыхалась. И это постоянное чувство бесправия и несвободы. Иногда так хотелось побыть в одиночестве, но в больнице нет ни одного уголка и места, где бы ты мог остаться один… Тебя везде окружают психи. Даже если зашла в туалет, следом за тобой врывается психичка, говорит, чтобы ты быстрее слезала с толчка, потому что у нее расстройство желудка.
В больнице пичкают самыми дешевыми препаратами, отнюдь не лучшими, поэтому от них такие тяжелые побочные последствия. Правда, иногда тут назначали и дорогостоящие препараты, но, как правило, их испытывали на добровольцах, и никто не знал, чем закончится подобное лечение. Есть палаты для самых буйных и опасных, там даже ночью не отключают свет.
На меня и психи, и медперсонал смотрели как на убийцу и за глаза называли маньячкой. Мол, я отправила на тот свет двух человек. Для меня осталось тайной, почему до сих пор не нашли труп Абель. Возможно, эту тайну я уже никогда не раскрою, потому что моя дальнейшая жизнь пройдет в стенах этого страшного медицинского учреждения.
— Только попробуй тут мне кого-нибудь убить, — однажды бросил мне врач.
— Да как вы могли подумать?
— Кто тебя знает… Говорят, ты серийная убийца. Смотри, если что надумаешь, так заколем, что по жизни спать будешь и никогда не проснешься. Сделаем из тебя овощ.
— Да я уже и так овощ.
— Ты еще настоящих не видала…
Так я стала местной серийной убийцей, которую даже многие психи обходили стороной. Господи, как я устала от этих людей с дебильными лицами. Медицинский персонал больше походил на надзирателей, чем на людей, которые когда-то давали клятву Гиппократа. И очень выматывал один и то же маршрут: палата — коридор — туалет.
На вопрос «Какое лекарство мне дают? Что я пью?» ответ всегда один: «Что прописали, то и пьете».
От этих препаратов голова в тумане. Постоянные крики и циничные унижения санитаров, обман врачей. Находясь тут недолгое время, начинаешь верить, что ты сумасшедшая.
Я так и не поняла, зачем врач вызвал меня к себе в кабинет и с усмешкой спросил:
— Тебе известно, что ты в полной жопе и никто не поможет?
— Я это уже поняла.
— Добро пожаловать в ад, дорогуша…
Поначалу я пыталась доказывать, что не буйная, не маньячка, не социально опасная личность, но потом поняла: все пустое, и прекратила это занятие. Место, куда меня определили, оказалось настоящим адом. Как же страшно лежать в палате, где кто-то воет, кто-то кричит, кто-то стонет, кто-то лежит как бревно, а кто-то плачет. Меня стали чаще колоть.
Вскоре я узнала, что моей соседки, бывшей жены футболиста, больше нет…
Она перерезала себе вены в туалете. Рядом с ней нашли фотографию ее сына. В этот же день в больнице был жуткий шмон. Медицинский персонал недоумевал, откуда у пациентки клиники мог взяться осколок стекла. Я с тоской смотрела на ее пустую кровать и с трудом сдерживала слезы, догадываясь, что стекло дал ей бывший муж. Тут даже гадать не надо. Она его спрятала в одежде и принесла в отделение. Наверное, и ей, и ему так будет легче.
Свято место пусто не бывает. В скором времени кровать Марины заняла другая девушка, а той словно никогда тут и не было… Хоть бы цветочки положили, ведь был человек и его не стало.
Мне вдруг показалось, если умру в этом дурдоме, никто и не заметит. Я гуляла по коридору, смотрела на проходящих мимо психов и морщилась от их дебильных рож, постоянно пускающих слюни. Некоторые называли меня маньячкой и просили их пощадить.
Вообще, психи беседовали на самые разные темы: о политике, о мире, но больше всего любили о смысле жизни. Контингент тут самый разный. Никто не церемонится и не разделяет пациентов по диагнозам: алкоголик, наркоман, законченный псих и человек с депрессией могут лежать в одной палате. Все они находятся под неусыпным присмотром медперсонала.
Про медицинский персонал — отдельная тема. Как меняется человек, когда чувствует свою власть над другими! Этим злющим теткам не в больнице нужно работать, а в тюрьме. Милосердным тут не место. Только в этих больницах пациент может лечь с расстроенными нервами только потому, что ему требуется хороший психотерапевт и несколько сеансов, а выйти с тяжелейшими психическими расстройствами. У всех, кто отсюда выйдет, на всю жизнь останется моральная травма. Никакого лечения, обследования. Одни таблетки на всех, от которых сводит рот.
Как-то меня вызвали к главному врачу. Я растерянно пожала плечами и пошла к нему в кабинет.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он меня, поправляя на носу очки.
— Нормально, — буркнула я и опустила глаза.
— Нормально — это как?
— Как пациент психиатрической лечебницы, которого положили на пожизненное лечение. Человек — существо уникальное, может приспособиться к любым условиям. Я принимаю свое пребывание здесь как неизбежность.
— Вы до сих пор не можете назвать мотив, из-за которого убивали ни в чем не повинных людей?
— Меня тут пичкают такими сильными лекарствами, что я не только мотив, я самих людей не вспомню.
— И вы по-прежнему утверждаете, что их убивали ваши покойные мужья, шторы и статуэтки?
— Вы меня об этом уже миллион раз спрашивали.
— Мало ли… Может, у вас в голове прояснилось.
— От таблеток и уколов? Что может проясниться в моей бедной голове? Я постоянно хочу спать, у меня выработалась лекарственная зависимость. Вы же поставили мне диагноз: шизофрения. Какие ко мне могут быть вопросы? Если разобраться, все мы с приветом. Во мне изменилось только то, что я стала жирным овощем. Овощем от лекарств, а жирным, потому что почти не двигаюсь и набираю вес. У вас все набирают вес. Не зря санитары в отделении называют нас «овощебаза». Смеются над одинокими и незащищенными. А по большому, счету они правы: кто мы такие? Действительно овощебаза. Что мы тут делаем: толстеем да спим целыми днями. У меня ухудшилась память, я отупела, мне жаль тех людей, которые тут лежат. И себя в том числе.
