– Значит так, товарищ капитан, – говорю я Пилипчуку, – приказ будет такой. Шутки в сторону. Пальцем никого не трогать и не обижать. По прибытию в район сосредоточения штаба корпуса сдать всех точно по списку. Пусть сами разбираются. Наше дело – война. Понятно?
– Так точно, товарищ подполковник! – ответил Пилипчук с некоторым, как мне показалось облегчением. – Будет исполнено!
«Вот так-то лучше, – подумал я, кивая и выбрасывая весь это мусор из головы. – У меня сейчас впереди одна забота – ночная атака на Карачев. Леса за Карачевым кончаются, и начинается открытая и вполне танкодоступная местность. Есть где разгуляться, если что. И нам, и немцам. Бригада сосредоточена и замаскирована. Разведка в том направлении выдвинута. Ждем-с их доклада: кто, что, где и как!»
17 мая 1942 года, 23:05. Орел. Штаб 2-й танковой армии вермахта
Присутствуют:
командующий 2-й ТА генерал-полковник Рудольф Шмидт;
начальник штаба 2-й ТА подполковник генштаба Курт Фрейр фон Либенштейн;
начальник оперативного отдела штаба 2-й ТА подполковник Вернер Вольф;
командующий 35-м армейским корпусом генерал артиллерии Рудольф Кемпфе;
командир 4-й танковой дивизии генерал-майор Генрих Эбербах;
командир 51-й истребительной эскадры подполковник Карл-Готфрид Нордман.
Генерал-полковник Рудольф Шмидт был мрачен, как пастор, собравшийся прочесть заупокойную молитву. Настроение остальных немецких генералов и офицеров, сидящих в этой комнате, впрочем, тоже было ничуть не лучше. Сегодня был явно не их день.
– Господа, – тихо сказал командующий 2-й танковой армией, – почти со стопроцентной вероятностью установлено, что прорыв на левом фланге 47-го моторизованного корпуса совершило русское конно-моторизованное соединение пока еще неустановленной численности, под общим командованием генерала Бережного, нового любимца большевистского вождя Сталина.
Присутствующие переглянулись. Этот мечущийся с одного участка Восточного фронта на другой русский генерал вот уже полгода был злым гением своих немецких коллег. В курительных комнатах немецких штабов вполголоса поговаривали, что большевистский вождь Сталин нашел способ превращения русских унтерменшей в суперсолдат, равных или даже превосходящих доселе непобедимых арийских воинов. Впрочем, все эти теории им теперь предстояло проверить на собственной шкуре.
– Как это ни печально, господа, – наконец мрачно сказал начальник оперативного отдела армии подполковник Вернер Вольф, – стремительность и глубина прорыва русских подтверждают тот факт, что это дело рук Крымского мясника. Других таких быстроходных генералов у большевиков пока нет. Уже очевидно, что наш 47-й моторизованный корпус полностью разгромлен и прекратил свое существование как полноценное боевое соединение. Брянск занят русскими танками, судьба штаба корпуса и штабов входящих в него дивизий остается пока неизвестной. Связи с ними нет.
По показаниям солдат и офицеров наших разгромленных частей, мелкими группами выходящих из окружения, солдаты атаковавших их моторизованных частей противника были обмундированы в летнюю камуфлированную форму неизвестного нам образца и вооружены большим количеством автоматического оружия. Также отмечено множество новых образцов бронетехники.
Нет, черт возьми, совершенно не так, господа! У большевиков на поле боя не было вообще никакой хорошо знакомой нам военной техники, никаких танков Т-26, БТ-5, Т-34 или КВ. Все задействованные русскими легкие и средние танки, а также самоходные орудия стали для наших солдат весьма неприятным сюрпризом.
– По моей просьбе, – сказал начальник штаба армии подполковник Курт Фрейр фон Либенштейн, – присутствующий здесь командир 51-й истребительной эскадры выслал несколько машин для проведения воздушной разведки. Подполковник Нордман лично летал в тыл прорвавшейся группировке большевиков…
– Все дороги, ведущие от бывшей линии фронта к Брянску, буквально забиты русскими войсками, – сказал Нордман. – Я видел множество танков, автомашин и пехоты. По моему самолету вели плотный огонь самоходных зениток – что-то вроде нашего четырехствольного «фирлинга». Пройти было можно только на очень малой высоте, буквально прижимаясь к земле. Мой напарник замешкался над колонной и был сбит. Стреляют не только зенитки. Пехота русских теперь не разбегается при виде наших самолетов, а начинает бить по ним из своего оружия. Это самый настоящий ад, господа.
– Час назад, – добавил подполковник Вернер Вольф, – передовые русские моторизованные части численностью до батальона атаковали Карачев, гарнизон которого составляла неполная охранная рота. В ходе ночного боя отмечены отдельные случаи применения противником артиллерии и минометов не менее чем двенадцатисантиметрового калибра. Понеся значительные потери, гарнизон Карачева оставил город и отступил в сторону Орла.
– Положение очень серьезное, господа, – прервал молчание генерал-полковник Рудольф Шмидт, – резервов у нас почти нет, подкреплений тоже пока не предвидится. Большая часть наших сил втянута в ожесточенные бои за Мценск, и оттуда мы не можем снять ни одного солдата. Есть подтвержденный Берлином приказ командующего группой армий «Центр» рейхсфюрера СС Гиммлера – снять из-под Мценска 4-ю танковую дивизию и, развернув ее фронтом на Брянск, восстановить положение. Генерал-майор Эбербах – доложите обстановку и готовность к выполнению приказа.
– Выполнить его невозможно, герр генерал-полковник, – ответил командир 4-й танковой дивизии, – оба панцергренадерских полка, как вы уже сказали, втянуты в уличные бои за Мценск. Полностью задействованы в обороне и 103-й артполк, инженерный батальон, батальон ПВО и противотанковый дивизион. Штурмовые группы большевиков несут огромные потери, но давят по всему фронту со страшной силой. У наших солдат едва хватает сил отбиваться и медленно отступать. В дивизии валентны только 35-й танковый полк и разведывательный батальон, находящиеся в резерве на случай осложнения обстановки.
Рудольф Шмидт армии внимательно посмотрел на командующего 35-м армейским корпусом.
– Господин генерал, – мрачно сказал он, – я приказываю вам снять с не атакуемых участков фронта все, что вы сможете. Будем формировать сводную кампфгруппу, ядром которой станет 35-й танковый полк. Взвод тут, рота там – другого выхода у нас нет. Положение очень тяжелое. Если мы не сумеем остановить натиск Мясника на Орел, то он просто раздавит ваш корпус.
Генерал Рудольф Кемпфе тяжело вздохнул.
– Я выполню ваш приказ, герр генерал-полковник, – ответил он, – только не надо забывать, что по лесным тропам во фланг моего корпуса уже просачиваются орды хорошо вооруженных русских кавалеристов на своих маленьких монгольских конях. Если бы в марте из нашей армии не забрали 53-й корпус, то нам бы сейчас очень пригодились те дивизии.
Генерал-полковника криво ухмыльнулся.
– Рейхсфюрер Гиммлер, – тихо сказал он, – сообщил мне, что в ближайшее время в районе Рославля начнет сосредотачиваться перебрасываемая из-под Смоленска 11-я танковая дивизия. Она должна ударить вам навстречу по линии Рославль – Брянск. Если мы, конечно, доживем до этого замечательного момента. Генерал Бережной уж точно не будет ждать, пока мы пришьем последнюю пуговицу к последнему солдатскому мундиру. А мы даже не знаем – сколько там у него сил. Завтра, самое позднее послезавтра, он ударит от Карачева на Орел. И тогда зимнее московское контрнаступление русских покажется нам веселым пикником. Так что немедленно начинайте формировать кампфгруппу. Район сосредоточения – поселок Богородицкое. И готовьте к эвакуации все тыловые учреждения. Если нам не удастся парировать этот прорыв, армия должна отойти на новые рубежи, сохраняя идеальный порядок.
