– Да, – сказал Гроббелаар, – нам выделили несколько грузовиков, и мы их еще не вернули. Далее. Нам нужны планы Парламента, Букингемского дворца, обеих тюрем с указанием мест, где содержатся ваши узники, каждый раз со схемой их охраны и указанием мест, где могут находиться интересующие нас лица.
– Будет привезено в казарму сегодня вечером. На ваше имя. Скажем, в ящике с книгами из книжного магазина Артура Пробстейна.
– Не позднее шести часов, иначе будет слишком мало времени на подготовку. И, кстати, такой момент. Нам сообщили, что одним из первых законопроектов будет полная независимость Южной Африки и передача долей британского правительства в золотых и алмазных копях в наши руки. Надеюсь, что вы исполните эту часть договора.
– Слово шотландского дворянина! – вскинул голову капитан Рамзи.
Гроббелаар внутренне скривился – в числе тех, кто убивал буров в той войне, были и шотландцы, а британскому дворянину он не поверил бы никогда.
Но он лишь сказал, внимательно глядя Рамзи в глаза:
– Этот законопроект должен быть принят в нашем присутствии. Там же должно быть решение о немедленном возвращении всех южноафриканских частей, в которых служат буры, в Южную Африку.
– Немедленного возвращения не получится, – покачал головой капитан Рамзи, – нам какое-то время еще понадобится ваша помощь здесь, в Англии. Но на фронт вы не пойдете.
– Хорошо, – сказал Гроббелаар. – Мне не улыбается воевать за союзников, у которых свои концлагеря.
– А что вы имеете против концлагерей? – удивился Рамзи. – Там же ведь только евреи, коммунисты и прочие враги.
– Я, – ответил Гроббелаар, – да будет вам известно, сам родился в концлагере. У меня там погибла мать, а также женщина, которая меня вскормила. И тридцать тысяч других стариков, женщин и детей. Это не обсуждается. А евреи тоже разные бывают.
– Хорошо, майор, – кивнул капитан Рамзи, – я позабочусь о том, что будет принят закон, не допускающий вашей отправки на Восточный фронт.
– А теперь, капитан, – Гроббелаар специально подчеркнул слово «капитан», – позвольте откланяться. Дела, знаете ли.
Он брезгливо пожал протянутую руку и вышел. По дороге он вдруг понял, чем ему не понравилась странная шайба – она не подходила к стилю часов, а англичане любили строгий стиль, – но решил не придавать ей значения. Проводов же не было. Заплатив за свой эль, несмотря на протесты бармена, что за все уже уплачено, он вышел и направился в казармы Челси, где был сейчас расквартирован его полк. До начала операции оставалось чуть меньше суток, а нужно еще так много сделать.
25 мая 1942 года, полдень. Британия, Лондон. Кенсингтон Палас Гарден. Посольство СССР
Этого здания на Кенсингтон Палас Гарден для лондонских почтальонов как бы и не существовало. Дело в том, что номер дома, в котором разместилось дипломатическое представительство СССР, был «13». Но британцы из суеверия не любят давать домам этот несчастливый номер. Поэтому справа от посольства находилось здание под номером «12-А», слева – под номером «14».
Так вот, именно по этому адресу с неделю назад из Москвы пришла шифрограмма, адресованная лично советскому послу Ивану Михайловичу Майскому. В ней говорилось о том, что по данным разведки в самое ближайшее время возможен массированный налет немецкой авиации на Лондон, вследствие чего весь состав посольства вместе с семьями было приказано срочно вывезти из британской столицы в Брайтон.
Залегендировать эту эвакуацию перед властями Соединенного Королевства предлагалось ссылкой на то, что, пользуясь установившимися погожими весенними днями, для персонала посольства будет организована трехдневная экскурсия в этот маленький курортный городок, расположенный на южном побережье Англии, с мягким климатом. А еще там практически не бывает так надоевших всем лондонских туманов.
Посол Майский был битый волк и, разумеется, догадывался, что Москва темнит, и дело тут не только в якобы готовившемся налете на Лондон нацистских бомбардировщиков. Но в шифрограмме отсутствовали вообще какие-либо подробности, и Иван Михайлович, вздохнув, принялся выполнять поступившие к нему указания.
Он послал в Брайтон секретаря посольства, и тот на три дня забронировал отель «Гранд Брайтон», расположенный в двух шагах от набережной и причала – одного из самых больших причалов в Европе.
Правда, сейчас жизнь в этом курорте замерла, побережье патрулировали сторожевые корабли Ройял Нэви, а вдоль пирса стояли зенитные орудия, которые можно было использовать и для противодесантной обороны. Но в данный момент в Брайтоне мало кто верил в то, что нацисты попытаются высадить морской десант. Сейчас не сороковой год, и Гитлеру совсем не до этого. Он воюет на Восточном фронте, где ему в последнее время начало очень сильно доставаться от русских. В связи с этим британские солдаты, в основном из резервных частей, набранных из местных ополченцев, несли службу спустя рукава, больше просиживая по пабам, чем находясь в казармах и на боевых постах.
Секретарь посольства довольно легко забронировал весь отель, так как большинство номеров в нем из-за военного времени сейчас пустовало. Узнав, что в их заведение должны прибыть сотрудники советского посольства, служащие отеля обрадовались. И даже не столько щедрым чаевым, которыми славились русские, сколько тем, что смогут лично выразить свои чувства советским людям, не покорившимся наглым гуннам и продолжающим сражаться с ними, и наносить вермахту одно поражение за другим.
И вот сегодня утром посол Майский получил еще одну шифрограмму из Москвы. В ней говорилось, что сразу же после ее получения он должен приступить к немедленному выезду всего персонала посольства в Брайтон. То, что этот выезд, больше похожий на срочную эвакуацию, нужно провести незамедлительно, в полученной шифрограмме подчеркивалось особо. Сам Майский вечером должен был прибыть на аэродром Хитроу для встречи прибывающей из Москвы специальной дипломатической миссии под руководством личного посланника Сталина Андрея Громыко. Цели и задачи прибывающей миссии в шифрограмме не разглашались, и было совершенно непонятно – каким образом она была связана с ожидающимся налетом на Лондон.
Еще после получения первой шифрограммы Майский попытался было разузнать о предстоящем налете нацистских самолетов у своих британских знакомых из штаба королевских ВВС, но и там никто не смог сообщить советскому послу что-то хоть более или менее вразумительное. Иван Михайлович уже успел заметить, что после таинственной и скоропостижной смерти Черчилля в правительстве Соединенного Королевства словно что-то надломилось. Новый премьер Эттли, пришедший на смену Черчиллю, и в подметки не годился своему предшественнику. Майский вдруг подумал, что случись сейчас новый Дюнкерк, англичане могли бы пойти и на перемирие с Гитлером. Ведь только несгибаемая воля и упрямство «Железного борова» спасли тогда Британию. Особо эти унылые настроения усилились после наглой немецкой операции по захвату Фарерских островов, которая наглядно показала, что британский лев уже не тот, а гунны отнюдь не утратили способностей к проведению дерзких наступательных операций.
