Непонятно в этой ситуации было то, что сам вельможа не так уж и рассердился — скорее опечалился. Я, между прочим, злилась на нашу повариху и ситуацию в целом гораздо больше, чем он.
— Присаживайтесь. — Он кивнул на кресло возле камина, опустившись в соседнее. — Что вы хотели спросить?
Я осталась стоять перед ним, наблюдая, как он вертит широкое кольцо на указательном пальце левой руки. На кольце черными бриллиантами удивительно изящно был выложен грифон, распластавший крылья: как я уже знала, это был герб правящего дома Тигвердов. Только слева, уже алыми камнями, была проведена алая полоса — должно быть, знак того, что владелец этого герба незаконнорожденный.
— Миледи… Госпожа Лиззард…
Я поняла, что залюбовалась на длинные пальцы, что вертели кольцо, и потеряла всякую связь с реальностью. Мне стало неловко. Щеки полыхнули.
— И все же присядьте, — мягко сказал милорд Верд. — Я настаиваю.
Кивнула. Села. И проговорила, хорошо еще не запинаясь:
— Что вы не выносите из еды? Кроме овсянки — это я уже поняла. И мяса со сладким соусом.
— Пожалуй, что и все.
— Что вы любите?
— Из еды? — насмешливо поинтересовался он.
Я с укоризной на него посмотрела.
— Печености всякие, — смущенно признался он. — Пирожки, блины, булочки… Как мама и бабушка готовили. Обедневшие дворяне, знаете ли… Денег на прислугу особо нет. Ничего нет, кроме гордости. Может быть, меня эта ваша фраза и зацепила в парке. Какое-то время я себя ощущал так же.
И у него как-то получилось легко, беспечно улыбнуться. Хмурые, словно специально сложенные для того, чтобы показывать недовольство, черты лица разгладились, и он стал потрясающе красив. Надо же…
— Хорошее время было. Знаете, это были, пожалуй, единственные люди, которые меня любили. Просто так, просто потому, что я был на свете… даже, наверное, вопреки всему, что я принес в их жизнь. — И мне показалось, что милорд забыл о моем присутствии.
Он задумался, глядя на огонь. Потом сказал:
— Хотя нет — есть еще старые солдаты. С которыми я прошел все кампании.
— Как господин Джон Адерли? — не могла не спросить я.
— Да. Мы служили с ним вместе. Я могу попросить вас быть с ним помягче?
Кивнула:
— Разумеется, милорд.
Мне хотелось спросить, как там устроились Пауль и Рэм, но я как-то не решалась. Все-таки я служащая…
— Вроде бы вашим сыновьям понравилось, — вдруг сказал милорд Верд. Угадал мой вопрос, наверное. — Приняли их, во всяком случае, неплохо. Теперь все зависит от них.
— Что вы имеете в виду? В академии может быть опасно?
— Нет. Мы очень внимательно следим за кадетами и стараемся предусмотреть все.
Я достаточно скептически фыркнула.
— Вы знаете, кстати, для чего была создана Имперская военная академия для отпрысков самых знатных родов? — спросил у меня хозяин поместья.
— Для чего же?
— Чтобы забрать подростков из семей и воспитать их в духе преданности императору и Империи. Плюс чтобы ослабить влияние родственников. И особенно матерей.
— Чем же Империи так матери не угодили? — резануло меня по сердцу его фразой.
— Мужчина должен быть мужчиной. Уметь принимать решение и нести за него ответственность. А матерям, уж простите меня, свойственна гиперопека. А потом они удивляются, что вырос не сын, а размазня.
— Как часто мне можно будет видеть моих мальчиков?
— Вот видите, вы говорите «моих мальчиков». А они и не ваши — они сами по себе. И не мальчики уже — взрослые. И доказали это тем, что встали на вашу защиту, когда увидели во мне угрозу. Это-то меня и подкупило. И не расстраивайтесь так. Вы как раз вполне здравомыслящая особа.
— Спасибо, — получилось иронически.
— Но вы не согласны со мной?
— В том отношении, что сыновей необходимо забирать от их матерей, чтобы те их не испортили?
— Вы как-то неправильно видите ситуацию, — обиженно сказал он. — Я считал, что Его Величество поручил мне важное и необходимое дело — пусть даже и трудное. А вы так говорите, словно я изверг какой-то…
— Простите, я просто переживаю.
— Вам все равно рано или поздно придется привыкнуть, что у вас разные жизни, — тихо сказал он. — И это не значит, что сыновья вас забудут или будут любить меньше. Просто жизнь… Она такая. Она разведет…
— Спасибо вам…
— Если у них не будет замечаний по учебе или по поведению, я смогу привозить их на выходные. Так делают все — и я не буду выглядеть исключением.
— Могу я просить рассказать вас о своем распорядке дня? — решила я поменять тему разговора.
— Просыпаюсь я рано. Завтракаю в семь утра. В восемь удаляюсь на работу. Как правило, приезжаю на обед в два… Ужинаю — когда возвращаюсь. Обычно — поздно.
— Что вы предпочитаете на обед? Чтобы не получилось, как с этим соусом, «самым популярным в сезоне», — не удержавшись, передразнила я повариху.
Милорд, кажется, все понял и улыбнулся. Что-то во мне его веселило:
— Вы не замечали, что у нас, в Империи, принято вести себя так, как полагается по статусу? Иной раз — слишком?
— Что вы имеете в виду? — аккуратно спросила я. А то я знаю, как положено вести себя в Империи.
— У меня есть статус. Я вельможа, приближенный к короне. Доверенное лицо. — Он скривился. — Следовательно, я должен есть продукты определенного перечня, устраивать свою жизнь по определенным правилам, выбирать только определенных женщин и демонстрировать лишь определенные чувства и эмоции.
— Какие именно?
— Безразличие пополам с презрением, пожалуй. Еще в моде — скука. Ее, как и бледность лица, принято демонстрировать.
— А слуги? Почему у вас с ними проблемы? Я, честно говоря, думала, что если у человека определенная репутация, то ему покоряются. И боятся его разгневать…
— Меня тяжело разгневать подобными мелочами. Я, как правило, не обращаю на них внимания. Мне попросту некогда задумываться о том, что мне подали на обед или на ужин. Если уж я нашел время его проглотить. Наш разговор с вами при первой встрече… Это был какой-то непонятный мне самому душевный порыв. Надо отметить, мне совершенно не свойственный.
Он поднялся, отошел к столику, заставленному графинами, бутылками, бокалами и рюмками разных мастей.
— Хотите выпить? — поинтересовался он, наливая себе что-то мутноватое в маленькую рюмочку.
— К вопросу о том, что принято, а что — нет… — Я пыталась понять для себя, не выдам ли я непонимание местных обычаев и традиций…
— Ничего предосудительного — глоток чего-нибудь вкусного. У вас ведь тоже был тяжелый день?
