Она с досадой отстранилась, злясь на него за то, что он посмел ей предложить подобное, и на себя за то, что не предвидела такого развития событий.
– Нет. – Слово, словно камень, упало с губ, но она все равно его произнесла. А потом оттолкнула Чедвика с такой силой, что он упал назад в свое кресло.
Казалось, что Маркус совершенно шокирован отказом, что она нанесла ему еще большее оскорбление, чем это сделал он сам, предложив стать его любовницей.
– Почему? – удился он.
Она вздернула подбородок, вспомнив всех тех потных мужчин в маминой гримерке. Руки, запахи и жар тела до сих пор вызывали у нее отвращение.
– Не хочу превратиться в свою мать, – заявила она решительным тоном, не отводя от него взгляда. – И я тебе не доверяю.
Он выдержал ее взгляд, молча размышляя над ее словами. Но она была непоколебима, и он резко вскочил из-за стола, с грохотом отбросив стул.
– Я побывал на самом дне жизни, Фантина! Весь вывалялся в грязи, пробираясь по канавам, летал через окно ради тебя, даже пережил из-за тебя несколько часов позора в доме лорда Гарриса. Если бы мне хотелось обидеть тебя, я бы уже задушил тебя! Как думаешь?
– Твой брат доверял тебе… И что из этого получилось?
Он замер на месте, а Фантина прикусила губу, понимая, что поступила нечестно. Да, он обидел ее, но ей не стоило отвечать так жестоко.
– Прости, – прошептала она. – Мне не следовало этого говорить.
– Да, не стоило, – согласился он.
Она вздохнула.
– Черт побери, Маркус, я устала, но я все понимаю. Не хочу быть твоей любовницей, и никакая вкусная еда и красивая одежда моего решения не изменит. Почему ты не можешь этого понять?
Неожиданно он наклонился над ней, такой большой и сильный.
– Потому что я хочу знать почему.
Он пожала плечами и отвернулась. Ей нечего было ответить.
Как будто прочитав ее мысли, он снова сел за стол, налил себе вина.
– Что ты знаешь о Джеффри?
– Что ты пожертвовал… – Она опять прикусила губу, понимая, что это неправда. – Что ты отослал своего брата в Англию… одного и беззащитного. Что Англию ты спас, а Джеффри погиб.
Он был готов к ее ответу. Об этом свидетельствовали вздувшиеся на скулах желваки. Но, тем не менее, он отреагировал на ее дерзкие слова, дрожащей рукой поднеся к губам бокал вина. Она не могла оставить в покое эту тему, даже видя, насколько он задет.
– Неужели ты не понимаешь, чего я боюсь? Твоя верность своей стране вытесняет твои чувства к остальным людям, даже к собственному брату. Я для тебя пустое место.
Он округлил глаза от удивления.
– Моя верность Англии не имеет к тебе никакого отношения.
– Если перед тобой встанет выбор, ты всегда выберешь Англию. А те, кому я доверяю, пожертвуют всем ради меня, а я – ради них. И никакая призрачная верность королю и стране не будет этому препятствовать.
Внезапно она почувствовала всю тяжесть его пристального взгляда.
– Ты намерена поставить меня перед выбором? Собираешься присоединиться во Франции к Наполеону?
Она ковырнула вилкой в тарелке.
– В Англии я мало чем могу гордиться. Если ты беден и безроден, никто тебя и в грош не ставит.
– Как ты можешь такое говорить! – воскликнул он. На его лице читалось неподдельное изумление.
– Ты неправильно меня понял, – продолжала она. – Я люблю Англию. Она моя родина. Но эта родина позволяет таким, как Балласт и Херди, устанавливать свои порядки в трущобах, спокойно терпит то, что бедные девушки вынуждены продавать себя, а уличные мальчишки – воровать.
– У тебя есть выбор!
– Стать твоей любовницей? Спасительницей Пенуорти? Почему я должна продавать себя тому, кто подороже заплатит? Почему я не могу получить образование и лечить людей или строить корабли?
– Ты хочешь строить корабли? Стать врачом? – Эта мысль так поразила его, что он, не задумываясь, выпалил: – Но ты ведь женщина!
– А почему я должна хранить верность стране, которая так меня ограничивает?
Он со звоном поставил бокал на стол.
– Фантина, так происходит повсюду. Глупо думать, что одно твое желание может изменить Англию.
Она едва не рассмеялась.
– Нет, я не настолько наивна. Но ты полагаешь, что все идет, как должно идти. Мы с тобой видим мир по-разному, милорд.
Довольно. Она уже все объяснила, как могла. Но в душе она плакала. Потому что знала, что пожалеет о своем выборе, отказавшись от богатства, уюта и страсти. А ради чего?
– Ты отказываешься от всего, потому что не хочешь принимать мир таким, какой он есть. – Маркус неистовствовал. – Ты вычеркиваешь меня из своей жизни, потому что хочешь быть мужчиной.
– Я просто не хочу того, что ты предлагаешь. Я тебе не верю.
И опять ее слова прозвучали твердо, хотя внутри у нее все сжалось. Неужели она злится, из гордости отказавшись от того, что ей предложили?
Он прищурился, внимательно разглядывая ее.
– Кого ты в этом пытаешься убедить? – с вызовом спросил он.
«Разумеется, саму себя», – мысленно произнесла Фантина. Но ему она в этом никогда не признается. Поэтому она вскочила из-за стола, повернулась к нему спиной, пытаясь найти хоть что-нибудь, на что можно было бы направить свою злость. Но в комнате, кроме Маркуса, никого не было. И тут она почувствовала его у себя за спиной, и его тело, словно пламенем, обожгло ее.
– Ты права, – прошептал он, обжигая ей ухо. – Я не должен был на тебя давить. Пошли. – Он повел ее вперед, и она послушно сделала два шага. А потом опомнилась.
– Куда мы?
Он повернулся с озорным выражением на лице.
– Буду доказывать тебе, что я не такое чудовище, каким ты меня представляешь. – И, не давая ей возразить, он подхватил ее на руки и понес в постель, нетерпеливо сдернул одеяло.
Фантина удивленно пискнула, но он запечатал ее рот быстрым страстным поцелуем.
– Т-с-с. Я не собираюсь посягать на твою добродетель.
Она вздернула брови, понимая, что он врет, но времени на возражение не было – Маркус уложил ее на кровать.
– Иди сюда. Повернись, – произнес он, вжимая ее в кровать.
Фантина напряглась, ведь ее красный пеньюар в лучшем случае был хрупкой преградой.
– Чего ты хочешь?
– Ложись на живот. Доверься мне.
У него была такая искренняя улыбка, что она сделала так, как он попросил. Она убедила себя, что не сопротивляется, потому что слишком устала. Но Фантина понимала, что на самом деле она стремится спрятаться и не видеть его страстного взгляда. Разве она была в состоянии думать, когда он так на нее смотрел?
