В голосе не было твердости, которую он хотел продемонстрировать, и люди это почувствовали. Никто не тронулся с места.
— Тогда вы должны знать, Ваше… сир Фьерский, что трон ковался под Первого короля, — мягко заметил Амброзий Высокий, — и служит законному монарху. То есть слушается его.
Деликатный намек касался подлокотников.
Марсий опустил взгляд на прикованное запястье и сглотнул.
Тут я почувствовала на плечах руки, обернулась, и все остальное на время перестало существовать.
— Озриэль! — всхлипнула я, кинулась ему на шею, уткнулась в грудь и прикрыла глаза. Он крепко обнял меня, прижался щекой к макушке и погладил волосы.
— Все в порядке, Ливи. Теперь этот кошмар закончился.
Я только помотала головой и снова слабо всхлипнула. Он ведь не знает про неудачу с магическими щипцами, и про то, что я должна вернуться к Кроверусу. Но Озриэль подумал, что я просто не пришла в себя от потрясений, и только сильнее стиснул, шепча:
— Все позади, Ливи, теперь мы вместе, и никто тебя больше не тронет. Ну же, не плачь, любимая. Ой!
— Не обращайте на меня внимания, — смутился Магнус, переместившийся с моего запястья на плечо ифрита и теперь поспешно семенящий вниз по его спине. — Видите, я сама деликатность.
Саму деликатность ждала у края помоста некая бабочка восхитительной расцветки. Когда паук удалился, Озриэль осторожно отодвинулся, продолжая обнимать меня одной рукой, и снял согнутым пальцем влагу с ресниц.
— Я сделаю что угодно, только не плачь. Вот, гляди, теперь и у меня такой есть. Затерянное королевство может стать нашим домом, если захочешь. Никто не посмеет выгнать. — Он задрал рукав и продемонстрировал штамп, официально подтверждающий гражданство. Потом погладил мое запястье, где красовался точно такой же, и прижал ладонь к своей щеке. Выходи за меня, Ливи?
На меня словно кадку лягушек опрокинули. Я мгновенно пришла в себя и отодвинулась. Озриэль продолжал внимательно смотреть на меня:
— Я серьезно, Ливи. Это не под влиянием момента или той сотни причин, которые ты только что надумала. Причина всего одна: я люблю тебя, и мне не нужен никто другой.
— Озриэль, я…
На нас не обращали внимания, поэтому он нежно взял мое лицо в ладони:
— Ты моя единственная. Я больше никого и никогда не полюблю. Ты ведь тоже меня любишь… правда?
— Озриэль, это не самый подходящий момент. Кажется, Марсия сейчас разорвут на части.
— Любишь? — настойчиво повторил он.
— Я… да, конечно, — я ударила его кулачком в грудь, вытерла остатки слез и заставила себя улыбнуться, — и ты еще спрашиваешь?
— Так в чем дело?
И тут раздался крик. Стыдно признаться, но я испытала облегчение: что бы ни послужило причиной, я обрадовалась отсрочке.
Все обернулись к источнику шума. Румяная торговка и Длиннозубая Алора дружно надрывались в крике, тыча в небо. К ним начали присоединяться новые голоса: одни кричали от испуга, другие от восторга, третьи не успели разобраться, что случилось, и вопили просто за компанию.
Десятки рук указывали наверх. Мы с Озриэлем одновременно вскинули головы, проследив направление. В чистой синеве небес, слегка припорошенной пеной облаков, виднелись две точки, поменьше и побольше. Они быстро приближались. Вскоре стало ясно, кто сюда летит.
— Грифон!
— И дракон!!
— Спасайся, кто может!
ГЛАВА 15,
в которой Марсий делает свой выбор
Последний вопль послужил сигналом, и народ попытался кинуться врассыпную — попытался, потому что выбраться с переполненной площади оказалось не так-то просто. Находившиеся в центре начали напирать на соседей, те, в свою очередь, тщились прорваться к выходу через счастливчиков, примостившихся по краям.
Настал тот самый хаос, которого я опасалась. Гости праздника бежали, падали, наступали друг на друга и перепрыгивали через лежащих на земле, кадки со зловонными цветами переворачивались, ограждение вдоль ковровой дорожки полегло. Посреди всеобщего гвалта и неразберихи раздался голос Амброзия Высокого. Принц призывал народ не поддаваться панике, но его никто не слушал. Ситуацию спас Мадоний Лунный.
Покровитель факультета ранимых романтиков буквально взлетел на самую вершину горы подарков и ударил по струнам лиры. От помоста во все стороны прокатилась музыкальная волна, расходясь почти зримыми концентрическими кругами. Воздух дрожал и танцевал. От привычного мечтательно-отстраненного облика Мадония не осталось и следа. Принц был само воплощение музыкальной стихии. Под глазами и на скулах пролегли тени, придав его лицу небывалую выразительность и пугающую красоту. Оно горело от восторга, ярости и нежности, плащ за спиной развевался, берет с пером больше напоминал рыцарский шлем, а пальцы обманчиво невесомо порхали над струнами, рождая звуки, которые достигали не только каждого уголка площади, но, кажется, всего королевства.
Мелодия ощущалась как нечто осязаемое, успокаивающее. Меня словно тронул за плечо друг, шепча утешения, и все тревоги отступили. Осевшие в глубинах сердца сомнения и полузабытые обиды исчезли без следа.
Народ начал останавливаться, ужас на лицах сменялся спокойствием и даже недоумением, как будто люди спрашивали себя, чего же они, собственно, испугались. Крики смолкли. Взгляды вновь обратились к небу, на сей раз настороженно выжидающие.
Виновники паники подлетели уже достаточно близко, чтобы их можно было разглядеть. Прежде я видела грифонов только на картинках в книгах. Там же говорилось, что они одни из самых опасных хищников, быстрые и безжалостные. Любимое лакомство — плоть младенцев, но, за неимением оной, сгодится и взрослая особь. Только мясо гномов не слишком жалуют, оно для них жестковато.
При виде сверкающего серебряного клюва на орлиной голове, мощных крыльев и львиных лап я и не подумала усомниться в правдивости этих историй. А вот летевшего следом встретила ликующим криком, чем немало удивила стоящих рядом, включая Озриэля:
— Тиберий!
Вряд ли ящер мейстера Хезария меня услышал, а если бы и услышал, проигнорировал бы в силу вредности характера. Но это был он: Обсидианового, как и его хозяина, невозможно было не узнать. Жители же королевства не знали, кто к ним пожаловал, и что опасаться нечего, поэтому не разделяли моего восторга от появления в городе сразу двух хищников. Какой-то коренастый тролль вскочил на помост и попытался стащить меня вниз с криком:
— Вот, твари, забирайте, вы ведь за ней прилетели?
— Убери от нее лапы! — прорычал Озриэль и ударил его кулаком в челюсть.
Наверное, тролль едва соображал, что делает, потому что и не подумал ответить тем же: потер ушибленный подбородок и остался стоять, с ужасом глядя наверх.
К нам подбежали Эмилия и Магнус, рядом вилась Арахна. Робин перепрыгнул перила, вмиг очутился подле мадам Гортензии и приобнял ее и Кена за плечи.
