Мадж, отослав мальчика, встала на колени и принялась собирать обернутые плоды. Собрав апельсины и вновь сложив их в ящик, она уселась на сундук, стоявший в изножье кровати. Полагая, что ей может понадобиться что-нибудь в качестве щита, Мадж схватила пухлую подушку с кисточками и прижала ее к груди.
Прежде ей дозволялось говорить со своим любовником без обиняков. Мадж твердила себе, что и сейчас ей не стоит нервничать по этому поводу. Если герцогу не понравится то, что она ему скажет, то пускай спит в одиночестве.
– Дороги всегда плохие, – начала Мадж, – а слуги часто бывают неуклюжими, особенно когда на них кричат. Какова настоящая причина вашего гнева, любовь моя? И что мне сделать, чтобы вас утешить?
Яростный взгляд герцога лишил бы мужества любого, но уже через секунду он смягчился, хотя его возмущение нисколько не остыло.
– Клянусь, Мадж, ноги моей больше не будет при дворе. Король Генрих – несдержанный и неблагоразумный молодой глупец.
С этих слов начался длинный перечень претензий, самой безобидной из которых было нежелание короля утвердить Букингема в должности лорда верховного констебля
[18] Англии, претендовать на которую Стаффорды имели наследственное право. Более тяжким преступлением явилось возвышение королем сэра Чарльза Брендона, одного из тех «выскочек», которых Эдвард так часто поносил. Сначала король пожаловал Брендону титул виконта Лайла, принадлежащий по праву наследования молодой женщине, с которой Брендон был помолвлен. Потом без всяких видимых причин, за исключением откровенного покровительства своему фавориту, его величество возвысил Брендона до ранга герцога Суффолка.
– А самый вопиющий произвол состоит в том, – продолжал жаловаться Эдвард, падая на стул, – что его величество назначил своего бывшего духовника, Томаса Уолси, архиепископом Йорка. Еще один никто!
– Ну, по крайней мере война закончилась, – произнесла Мадж, играя кисточками на подушке и надеясь, что она сказала уместные слова. В конце концов, Англия победила Францию. – О да, теперь у нас мир.
Кислая мина герцога вполне соответствовала горечи в его голосе.
– И что же король собирается делать дальше? Уму непостижимо – выдать свою младшую сестру Марию, которая до недавнего времени была помолвлена с Карлом Кастильским, замуж за старого Людовика, короля Франции! Это будет частью соглашения с недавно побежденным врагом.
Мадж разглядывала вышитых на занавесях кровати геральдических животных, пытаясь найти способ переключить внимание герцога с этой сомнительной темы на что-нибудь другое. Занавеси были сделаны из шерсти тончайшей выделки, ткани еще более дорогой, чем шелк или бархат. Герцог оставался чрезвычайно богатым даже после того, как снабдил приданым двух дочерей.
– Я слышала, что леди Элизабет теперь графиня, – выпалила Мадж.
Муж Элизабет получил титул графа Сюррея, а его отец, прежде носивший его, был восстановлен в своем прежнем достоинстве – герцога Норфолка. Слишком поздно Мадж осознала, что они, должно быть, были возвышены одновременно с получившим титул герцога Суффолка Брендоном.
С побагровевшим лицом Эдвард вскочил со своего стула.
– Черт возьми! – выругался он, стиснув кулаки. – Это еще одна оплеуха, ибо именно герцог Норфолк возглавит делегацию, сопровождающую сестру короля по пути во Францию, где она выйдет замуж. Этой чести должен был удостоиться я! Я пока еще самый знатный аристократ в стране.
Поднявшись, Мадж подошла к нему.
– Но, любовь моя, вы бы, несомненно, не хотели снова попасть в эту дикую страну.
– Дело не в этом.
Она погладила пальцами его упрямый подбородок.
– Пусть в Англии появилось два новых герцога, но если с королем случится что-нибудь плохое, вы единственный герцог среди законных претендентов на наследование короны.
Эти слова ему явно были приятны. Он позволил увлечь себя к кровати.
– Именно так я и сказал Уэстморленду, когда им пожаловали титулы.
Мадж обмерла.
– Ах, Эдвард!
– Ничего страшного, дорогая. Граф Уэстморленд мой зять, в конце концов.
Этот молодой человек был женат на средней дочери герцога, леди Кэтрин, но Мадж не была уверена в том, что этого достаточно для его преданности.
– Одно дело говорить о пророчестве монаха со мной, – отчитала она герцога, – но совсем иное хвастаться об этом другим. Это не только неразумно, но может быть и опасно.
Эдвард уставился на нее, словно у нее выросла вторая голова. Затем он захохотал.
– Это хорошо, что я всегда могу рассчитывать на твою преданность, Мадж. Но тебе не нужно обременять свою прелестную головку подобными вопросами. Идем, я покажу тебе, что я привез из Лондона.
Герцог подвел ее к стопке свертков, сложенных около сундука. Верхний имел коническую форму и был накрыт шелковым чехлом. Герцог стащил его, открывая клетку с птицей в ярком оперении, каких Мадж никогда раньше не видела.
– Такие птицы – последний крик моды при дворе, – сказал он. – Золотые клетки висят на каждом окне в покоях королевы. Так что это подарок, достойный королевы, и я купил его специально для тебя.
34
Замок Эшби-де-ла-Зуш, графство Лестершир, 20 февраля 1515 года
– Все ли готово к крестинам и моему воцерковлению? – спросила леди Анна.
Ей не будет дозволено вернуться к нормальной жизни, пока не проведут эту церемонию.
– Все готово.
Джордж стоял у дальней стены спальни напротив гобелена, изображающего богиню Венеру, вручающую доспехи Энею.
– Тогда ты можешь начинать готовиться к нашему переезду ко двору.
– Анна…
– Твое присутствие необходимо в палате лордов, разве не так?
– Я получил от короля разрешение не присутствовать в парламенте.
– Ну, тогда его величество будет приятно удивлен тем, что ты так ответственно относишься к своим обязанностям и возвращаешься по собственной воле.
Сидя на высокой, украшенной резьбой и росписью дорогой кровати, она метнула в мужа взгляд, полный готового прорваться наружу возмущения. Ее спина опиралась на пухлую, обтянутую мягким бархатом подушку, а бедра были укрыты шелковым покрывалом кремового цвета. Не дождавшись от Джорджа ответа, Анна сжала кулаки и подняла подбородок.
– Ты намереваешься отлучить меня от двора, Джордж? Ты обещал, что я смогу вернуться, когда рожу тебе сына. Я родила двоих!
Произведя на свет здорового мальчика, Френсиса, Анна выполнила свою часть их с Джорджем соглашения. Она надеялась вернуться ко двору ко дню венчания сестры короля Марии и короля Франции Людовика, но судьба распорядилась иначе. Причина изменившихся планов заключалась в приближающихся крестинах Томаса. Безмятежно спящий в колыбели у камина малыш не имел никакого представления о том, что из-за его зачатия его матери пришлось задержаться в Лестершире почти на год дольше, чем она рассчитывала.
