– Нет, – возразила собеседница. – Просто вам не назначили сильных препаратов, можно сразу дневную дозу выдать. А если кому-то прописано нечто мощное, тогда мы приносим дозу для каждого приема и смотрим, чтобы больной проглотил. Но я сейчас о другом. Пилюльки по виду какие?
– Утром розовая и желтенькая, на ночь такие же, – отчиталась я, – днем мне ничего не положено.
Нина подняла брови.
– Пациенты знают внешний вид лекарства. У вас вот розовенькие и желтенькие таблетки. Но, например, мезим тоже розовый, а аллохол желтый. Копеечные лекарства, в любой аптеке их без рецепта можно купить. И но-шпа желтая, кстати, и валерьянка. Да я вам сейчас с десяток средств назову такого цвета. Подобрать похожие на те, что, скажем, пациентка Романова принимает, не трудно. И больные не особенно пилюли разглядывают, если только это не здоровущая капсула яркого окраса. Коракор же просто белый, на многие медикаменты похож. Понимаете?
– Теперь да, – кивнула я, – ничто не мешает подменить лекарство, давать больным ерунду, а сильное снотворное накопить.
– Некоторые такими махинациями занимаются, – понизила голос Нина. – Встречаются сволочи, которые мощные обезболивающие препараты наркоманам продают, а больному фигню суют. Вот что мне теперь делать? Я пока никому не рассказала, потому что вечер, из старших никого нет.
Глава 12
– Завтра с утра непременно доложите врачу, – посоветовала я, – если ваши подозрения правильны и старшая медсестра накопила снотворное, а потом дала его Галкиной, то это преступление.
Нина оперлась локтями о стол.
– Знаете, кто в «депрессии» старшая над средним персоналом? Ксения. Вы ее видели. Она сегодня утром, когда вы проснулись, здесь, в палате, была. Ей зачем-то понадобилась Валерия, терапевт, а та как раз к вам зашла.
– Помню ее, – кивнула я, – у нее одежда, как у сестры милосердия начала девятнадцатого века.
– В СПА-корпусе персонал в таком ходит, – поморщилась Нина. – Сам Милов эту фишку придумал, там и интерьер под старину. Я ситуацию в голове много раз прокрутила, все на Ксении замыкается. Но, понимаете…
Нина замолчала.
– Говорите, – попросила я.
– Мы с Ксенией очень близкие подруги, – призналась Нина. – Познакомились в медучилище. Я из захолустья приехала в столицу, едва пятнадцать исполнилось. Мама отправила меня к своей сестре, понимая, что на родине шансов найти приличную работу нет, придется или на рынок торговать вещами податься, или на фабрику, где стиральный порошок делают. А я окончила девять классов на пятерки. Правда, школа была затрапезная, учили абы как, мои «отлично» в Москве тройками оказались. Тетя в медучилище полы мыла, она и попросила директрису меня в класс взять. Ксения тоже у какой-то бабки угол снимала. А в конце концов, когда мы с ней подружились, она у нас оказалась. Мы до сих пор в той квартире живем. Тетя умерла. У меня двое детей, у Ксении трое.
– Весело у вас, наверное, – улыбнулась я.
– Не передать словами, – сказала Нина. – Девочки в одной спальне, мальчики в другой. И общая комната, мы в ней телик смотрим, отдыхаем.
– Где же вы спите? – спросила я.
– Так еще две лоджии есть, – объяснила Нина.
– Вы ночуете на улице? – оторопела я.
– В общем, да, – засмеялась Нина. – Утеплили балкончики, провели туда электричество, батареи повесили, и получились две спальни. Лоджии длинные, но узкие, кровати там поместились, а вот тумбочка рядом не встает, я свою в ногах устроила, Ксюша вообще без ночного столика обходится. Все путем.
– Вы необыкновенный человек, – восхитилась я. – Пустили к себе подругу пожить и оставили ее навсегда с кучей детей, ни секунды одна побыть не можете.
– Дверь в свою спальню захлопну, и никто ко мне не полезет. В сильный мороз, конечно, в комнатке прохладно, но я жару не люблю, – пустилась в объяснения Нина. – Одеяло у меня пуховое, завернусь и прекрасно сплю. Ксюше тяжелее, она мерзлявая. Зимой в спортивном костюме и шерстяной шапочке спать укладывается.
Я включила чайник.
– Никогда не хотелось сказать: «Ксения, найди себе другое жилье, нам тесно»?
– Даже в голову не приходило! – с жаром воскликнула моя собеседница. – Мы друг без друга пропадем. Деньги заработанные складываем, вместе в радости и в горе. И ребята себя братьями-сестрами считают. Нам с Ксюшей расстаться – это… ну… как ногу отрезать или руку. И вот теперь – эта история с коракором. Что мне делать? Вы бы как поступили? У вас есть такая подруга, без которой вам не прожить?
– Да, – не задумываясь, ответила я. – Она врач, спасла мне в свое время жизнь, протянула руку помощи, когда я задумала с собой покончить, пригрела у себя. Сейчас мы живем в разных квартирах, но это не умалило нашей любви друг к другу.
– Примерьте ситуацию на себя, – взмолилась Нина.
– Катюша никогда не стала бы красть лекарства, – отрезала я, – для нее это немыслимое дело.
– А вдруг… – начала Нина.
Но я резко ее остановила:
– Никаких «вдруг». Катерина не способна на обман. Она доктор милостью Божией. Нет, нет и нет!
– Ладно, – сдалась Нина. – А если ваша Катя кого-то задушит, пойдете в полицию?
– Нет, – снова быстро ответила я, – к тому же Катюша не способна на преступление. У вас о Ксении другое мнение?
– Ксюша святая! – с жаром воскликнула Нина.
– Тогда почему вы ее заподозрили? – не поняла я.
– Так больше некому, – простонала Нина, – все на ней сходится.
– Поговорите с подругой тет-а-тет, – предложила я, – задайте ей прямые вопросы.
– Какие? – заморгала Нина.
Я пожала плечами.
– Простые. Правда ли, что она дала коракор Галкиной? Из каких побуждений? Из жалости? Из желания получить деньги? Поговорите по-дружески, постарайтесь убедить подругу самой прийти к главному врачу и рассказать о своем поступке.
– Так ее же выгонят, – шмыгнула носом медсестра. – Да еще шеф постарается, чтобы проштрафившейся работнице волчий билет выдали. И Ксения меня не простит за то, что я выдала ее, точно со мной, как с Иркой, поступит. Они столько лет дружили, а из-за яйца поругались.
– Из-за яйца? – переспросила я.
Нина схватила салфетку и вытерла лицо.
– Ира Забелина – школьная подруга Ксюши. Ксюша из нищей семьи, а Ирка из очень обеспеченной. Дед Забелиной был священником, у ее матери в наследство от отца осталось дивной красоты пасхальное яйцо из золота. Я его никогда не видела, но Ксю рассказывала, что от него просто глаз невозможно было оторвать. Яйцо открывалось, внутри находилась фигурка ангела. Уж наверное, не две копейки такое изделие стоит. А потом оно исчезло. Ира сказала матери, будто из чужих в доме только Ксюша была. Яйцо на виду не стояло, его за иконами на полке прятали, далеко не каждый знал, что оно у Забелиных есть. Вернее, вообще никто, кроме родственников, не знал. Ну и кроме Ксюши. Девочки тогда учились в восьмом классе. И вот однажды Ксения пришла в школу в новом пальто и сапогах, а еще платок у нее был недавно куплен, портфель тоже, в ушах красовались серьги. На следующий день Михайлову (это фамилия моей подруги, а я Волынкина) забрали в милицию, начали вопросы задавать: откуда деньги на покупки. Ксюша объяснила, что умер родственник, оставил им с мамой деньги, вот они их и потратили. И мать это подтвердила. Только никто им не поверил. Потому что обе рассказывали, что доллары им кто-то принес в конверте, а внутри записка лежала, причем пакет с тысячей баксов бросили в почтовый ящик. Ира следователю так и сказала: «Никто, кроме Ксении, взять драгоценность не мог». А потом яйцо в ломбарде нашли, и сдал его туда, как выяснилось, двоюродный брат Иры. Я обо всем этом узнала вот как. Один раз, когда мы на занятиях в училище были, пришла директриса и позвала Ксю к себе в кабинет. Она там два урока просидела, вернулась вся красная. Я, конечно, начала расспрашивать, что случилось, Михайлова эту историю и выложила. Оказывается, мать Ирины умерла, а перед смертью она велела дочери найти Ксю, отдать ей яйцо и помириться с подругой. Ира в Москву приехала и в училище пришла. Наверное, ей бывшая классная рассказала, где Ксю искать, Михайлова с учительницей долго связь поддерживала. Но Ксюха яйцо не взяла. Ирина ее упрашивала, чуть не в ногах валялась, но нет, подруга отказалась. Я ее укорила: «Что же ты? Его ведь продать можно, нам деньги нужны. Бывает, что люди ошибаются. Ирина не разобралась в произошедшем, помирись с ней». Ксения всегда тихая, ласковая, а тут – прямо шерсть дыбом: «Нет, я не взяла бы у нее даже ложку соли. Не желаю знать, кто такая Забелина, для меня она умерла. Я не прощаю тех, кто меня воровкой считал». Теперь понимаете, как Ксю поступит, если коракор не брала? Вдруг я ошибаюсь? Тогда определенно как с тем яйцом получится.
