Надежда поставила передо мной чашку с бледно-зеленой жидкостью.
– Учитывая послеобеденный час и то, что вы приходите в себя после сотрясения мозга, я заварила травяной напиток. Мята и груша. Попробуйте, очень вкусно.
Я сделала глоток и удивилась:
– Необычно, но приятно. Наверное, нелегко жить рядом с экстрасенсом, который вас насквозь просвечивает?
Хозяйка села за стол.
– Папа сердился, когда его называли «врач-рентген», объяснял: «Не вижу я ничего. Это враки, что больного можно глазами внутри обшарить. Ложь сие и мошенничество. Я просто изучаю симптомы. Смотрю на оттенок кожи – серый, землистый, мраморный, голубой, желтоватый, – может быть до сотни вариаций, на расположение пигментных пятен, родинок на лице и шее. Легкая краснота на крыльях носа свидетельствует о проблемах с сердцем, но если в придачу есть шелушение на висках, то это барахлит желудочно-кишечный тракт. Мелкие желтые так называемые «просяные зерна» в области глаз, на веках и в подглазьях сигнализируют о повышенном холестерине. И так далее. Всегда нужно учитывать телосложение и вес – толстяк с торчащим животом, короткой шеей и одышкой кандидат на инсульт, высокий худой мужчина чаще болеет подагрой, чем тот, кто на голову ниже. Форма и вид ногтей, волосы, белки глаз, расположение морщин – все это рассказывает о человеке правду. Я просто складываю увиденное и анализирую».
Надежда взяла из вазочки печенье.
– Большинству людей папина работа казалась шаманством. Денег за постановку диагноза он не брал, говорил: «Я получаю зарплату как хирург, не желаю на людях наживаться. Птицы бесплатно поют, я просто так больному помогаю».
Хозяйка посмотрела на вазу.
– Многие благодарные пациенты, зная, что конверты с деньгами Борис Валерьевич все равно велит им унести домой, притаскивали подарки. Папа и от подношений старался отвертеться, но иногда приносил домой банку меда, десяток яиц, батон колбасы – не мог отказать старухам, которые, желая от всей души отблагодарить его, совали ему продукты. В России почему-то принято медиков кормить-поить, нам тащат конфеты, торты, пряники, спиртное.
Сестра Милова рассмеялась:
– Один раз отец приволок курицу. Мать ее развернула, глядь, а у тушки из попы купюра торчит. Отец возмутился: «Что за люди! Она мне конверт совала, я четко объяснил: не беру гонорар, я врач на окладе, а не цыганка-гадалка. Баба вроде поняла, ушла и вернулась с бройлером. И хотел ведь отказаться, но она так жалобно протянула: «Борис Валерьевич, своя кура, не купленная, от чистого сердца». И что? Нахалка ей в жопку ассигнацию засунула! Мне что, теперь все куриные задницы обследовать? Стать проктологом по этой части?» Мама бумажку вынула, но она оказалась не купюрой, а открыткой «Поздравляю с Днем советской Конституции». Папа с тех пор, если кто-то при нем говорил, как хорошо коммунисты заботятся о народе, бормотал: «Да, да, я отлично знаю, какое место советская Конституция в нашей жизни занимает».
– Вы тоже хирург? – поинтересовалась я.
Хозяйка подлила мне чаю.
– Нет, для этой специальности мне характера не хватает, я работаю в клинике брата косметологом в отделении безоперационных подтяжек.
– Есть и такие? – удивилась я.
– Конечно, – сказала Надежда, – это уколы, аппаратные процедуры. Могу с помощью инъекций сделать человека на десять лет моложе.
Из прихожей раздался грохот, сестра Милова вскочила и поспешила в холл, я пошла за ней.
На красиво уложенной плитке сидел парень в черных джинсах, такого же цвета футболке и странной жилетке. Черные волосы незнакомца были собраны в хвост, в ушах золотые колечки. Шею и руки парня покрывали разноцветные татуировки, а на лбу красовалась большая ссадина.
– Борис! – ахнула Надежда. – Что случилось?
– Шел домой, – заплетающимся языком завел молодой человек, – надо было по красной идти, а меня понесло по зеленой… Устал, мамулечка, сильно устал, сел у А-пять отдохнуть. Потом решил встать… голова закружилась… я упал… Мама, спать хочу…
Произнеся последнюю фразу, Борис вытянулся на полу, подсунул под щеку сложенные ладони и захрапел. В воздухе резко запахло алкоголем.
– Сын не пьет, – начала оправдывать отпрыска мать, – вообще не увлекается спиртным. Но недавно его бросила Анжелика. Хорошая девочка, студентка, она здесь экскурсии водит. Не знаю, что у ребят не задалось. Пыталась поговорить с Ликой, та ответила: «Надежда Борисовна, мы не сошлись характерами, у нас разные цели, нам лучше идти по жизни отдельно». И вот мальчик стал выпивать. Еще хорошо, что в таком состоянии на мотоцикл не садится… О, Боже, сейчас мама придет! Она всегда в пять вечера заглядывает чайку попить. Осталось пятнадцать минут. Нельзя, чтобы она Боречку в таком состоянии увидела. Дорогой, встань!
Надежда стала тормошить сына. Тот открыл глаза, сел, покачался, икнул, издал отвратительный звук, а потом парня вырвало прямо на плитку. Борис тут же снова лег и захрапел.
– Господи, что делать? – прошептала Надежда.
Я посмотрела на ее трясущиеся губы, ввалившиеся глаза и решила взять ситуацию в свои руки.
– За четверть часа можно добежать до канадской границы. Где у вас ведро и кран с водой?
– Третья дверь слева по коридору, – сказала Надежда, – там, в постирочной, есть все нужное.
– Живо тащите сюда плед, – приказала я и кинулась за ведром.
Снова в холле мы оказались одновременно, я со шваброй, сестра Милова с одеялом.
– Поворачиваем Бориса на бок, – скомандовала я.
– Как? – окончательно растерялась мать.
– Так, как судмедэксперты труп вертят, чтобы на спину взглянуть, – пояснила я. – Видели когда-нибудь? У вас же был в институте курс судебной медицины.
Надя кивнула.
– Ну-ка, вы врач, я санитар, – скомандовала я, – ваши ноги, мой торс. Хвать, раз-два-три… Теперь вы его удерживаете, я подстилаю одеяло. Опускаем тело… ой, простите, Бориса. Отлично. Хватайте плед за край и тяните его куда надо. А я пока пол вымою.
Когда в замке заворочался ключ, от зловонной лужи ничего не осталось, плитка сверкала, противный запах улетучился в предусмотрительно открытые хозяйкой окна. Где Надежда спрятала своего Борю, я понятия не имела, но надеялась, что у нее хватило ума запихнуть пьяного сына в самый дальний угол дома.
Дверь распахнулась, появилась приятной полноты круглолицая дама с коробкой, в которой явно был торт. Заговорила она с порога:
– О, Надюшенька, у тебя гости? Познакомь меня с милой девочкой. Добрый день, ангел мой, я Галина Михайловна.
– Евлампия Романова, лучше просто Лампа, – привычно произнесла я.
– Душенька! Какое прекрасное старинное имя! – восхитилась старшая Милова. – На память сразу приходят Лесков, Салтыков-Щедрин, Мельников-Печерский. Слышали о таких писателях?