– Аппаратура сразу определяет личность? – восхитилась я.
– Просто человека с улицы не опознает, только если на него заведена карта в регистратуре или в отделе персонала, – уточнил Сергей. – Во, самое интересное, ноль тринадцать… Внимание!
Но перед моими глазами был один и тот же пейзаж: квадратный столбик с надписью «А-5» и дорожка. Еще в зону видимости камеры попадала часть садовой скамейки.
– Ща будет, – пообещал Сергей.
И в тот же момент в экран прыснули чем-то черным, я даже отшатнулась от монитора.
– Вот урод! – заорал Николай Михайлович.
– Знаете, кто брызнул на камеру краской из баллончика? – уточнила я.
– А то, – усмехнулся Сергей. – Конечно, Борис. Больше некому, это точно его прикол. Делать мажору нечего, мать готовенькое в рот засовывает, не пришлось ему, как мне, в Барнауле служить, ночами не спать.
– Молчать! – приказал Загорный. – Улики против парня есть?
Сергей не ответил.
– Говори, – велел босс.
– Нет, – мрачно произнес подчиненный. – Но чуйка мне подсказывает – это он. Говорю же, больше некому.
– Имеете в виду сына Надежды Борисовны? – уточнила я.
– Ага, – кивнул Сергей. – Тот еще перец – пьет, гуляет, каждый день за полночь домой возвращается. Плохо, когда золотая ложка во рту с младенчества, развращает это, человек привыкает, что ему пряники без усилий прямо в руки падают. Ну и безнаказанность к тому же. Я в пятнадцать лет под газом домой разок приперся, так мать в сарае вожжи взяла и так меня уконтрапупила, что неделю сесть не мог. Вот и спасибо ей за это, не прояви мама суровости, я мог алкоголиком стать. А Надежда Борисовна своего…
Загорный постучал ладонью по столу:
– Молчать!
– Чуйка хорошая вещь, – вздохнула я, – но ее к делу не пришьешь. Обычно хулиганы, которые портят камеры, подходят из невидимой зоны, становятся прямо перед аппаратурой и поднимают руку. Лицо и фигура в этом случае остаются невидимыми, а вот рука… Николай Михайлович, давайте посмотрим запись в замедленном режиме.
– Ага, – забасил через некоторое время Сергей, – видно лапу. Ну, что я говорил? Точно Борис. Видите висюльку на запястье? Он всякую дрянь на себе таскает, даже серьги в ушах носит.
– Молчать! – снова заорал шеф.
– Можно укрупнить изображение? – попросила я.
Босс взглянул на подчиненного.
– М-м-м, – промычал тот.
– Не понимаю, – начал сердиться отставной полковник.
– М-м-м, – кивнул Сергей.
– У тебя что, твой болтливый язык сломался? – зашумел Николай Михайлович. – Когда не надо, он у тебя, как у коровы хвост, мотается, а как необходимо, к небу присыхает?
– Вы же приказали ему молчать, – напомнила я.
– Говори! – разрешил начальник.
– В легкую можно еще укрупнить, – обрадовался Сергей, – надо только вот сюда ткнуть… Опаньки! Попался пакостник, дрянь с черепом – его тема. У дурака везде, где можно, кресты, кости…
– Молчать, – почти ласково пропел шеф.
– Подождите! Пусть сначала распечатает мне кадры с запястьем, чтобы хорошо было видно браслет, – попросила я.
– Отомри и действуй, – распорядился шеф.
– Дерьмо вопрос, – отозвался Сергей и забегал пальцами по клавиатуре, – сейчас все будет.
– За языком-то следи! – велел босс. – С женщиной говоришь, да не с простой, а с детективом и жетононосцем Милова.
Сергей ойкнул, взял листок, который выполз из принтера, и протянул его мне.
– Если еще чего нужно, говорите, все сделаем, – пообещал Николай Михайлович.
– Были ли у вас ранее случаи вандализма с камерами в парке? – спросила я.
– Вроде нет, – протянул Сергей, – но я проверю и доложу.
– Спасибо, – улыбнулась я. – А что Регина Скоробогатова доставала из тумбы, которая отмечает время на карточке?
– Конфеты, – хмыкнул Сергей. – Пациентов на прогулки мотивируют – кладут для них леденцы. Во смех!
– Молчать! – скомандовал Загорный и посмотрел на меня.
– Сейчас уйду, – пообещала я, – и вы наконец продолжите лакомиться блинчиками. Только дайте мне мобильный номер Бориса, он у вас точно есть.
Получив телефон, я распрощалась с охранниками, вышла в коридор и услышала бас Сергея:
– Босс, а как она доперла, что вы блины ели?
– Молчать! – привычно велел шеф. И добавил: – Не знаю, я все убрать успел. Шурик шумнул, когда я как раз из СВЧ оладьи вынул, перекусить собрался. Ленка с утра напекла.
– Она, наверное, экстрасенс, – восхитился Сергей.
Я приоткрыла дверь и всунула голову в кабинет:
– Не обладаю такими талантами. Все очень просто: у вас один блинчик с тарелки на пол упал, он около шкафа лежит.
Глава 22
Регина Львовна Скоробогатова находилась в своей палате, но ничего интересного она мне не рассказала. Она, как обычно, пробила время и продолжила променад.
– По дороге никого не встретили? – спросила я.
Дама призадумалась.
– Я люблю именно после четырех гулять, потому что народа нет. Вот до полудня гуляющих полно. Но мне не нравится дефилировать в толпе, поэтому я зарабатываю скидку после полдника. Из людей никого не приметила.
Я сделала стойку и повторила:
– Из людей никого… А кто был? Лиса в розовом платье?
Скоробогатова засмеялась:
– Вы шутница. Звери не носят одежду. Хотелось бы мне посмотреть на лисичку, наряженную по всей форме… Но навряд ли такую модницу увижу, разве что в цирке.
– Тогда почему вы сказали: «Из людей никого»? – удивилась я.
– Видела медсестру, – пояснила Регина Львовна.
– Она что, не человек? – от растерянности спросила я.
Скоробогатова удивилась:
– Конечно нет. Обслуживающий персонал, сотрудница. Люди – это те, кто платит деньги, а те, кто их получает, прислуга.
– Ясно, – пробормотала я.
– Только не подумайте, что я плохо отношусь к уборщицам, официанткам и иже с ними, – спохватилась собеседница. – У меня в особняке пять домработниц, всегда при встрече улыбаюсь им, вежливо здороваюсь, на праздники дворня получает подарочки, зарплату им никогда не задерживают. Деньги – это святое. Если, не дай бог, у сына случится беда с бизнесом, то я лучше на неделю моды в Париж не полечу, а поломойкам заплачу. Но, согласитесь, они мне не ровня. Ни по образованию, ни по уму, ни по материальному положению.
– Как звали девушку, с которой вы столкнулись в парке? – остановила я даму.
