– Мной управляли, – зашептала Нина, – вели, как собаку на поводке. Приказали взять у Ксюши браслет, надеть себе на руку, брызнуть в видеокамеру краской, но так, чтобы украшение в кадр попало. В моей сумке лежал конверт из серой бумаги, на нем было напечатано: «Ксении, плата за услугу». Я не знаю, как он в мою торбочку попал. Не догадывалась, кто в нее все подкидывал, в том числе и ампулы. Моя сумка обычно в сестринской стоит на подоконнике, как в нее что-то сунуть можно… Голос сказал: «Слушай внимательно. Если напутаешь, прощайся навсегда с сыновьями. Сначала выведешь из строя камеру, но так, чтобы охрана увидела браслет. Потом откроешь ящик в А-пять, положишь туда конверт на имя Ксении. Оставишь в беседке мобильный, он тоже в твоей сумке. И сделаешь так, чтобы Романова его нашла. Придумай что угодно, но заставь ее взять сотовый. Сама стой неподалеку и начинай звонить. Надень на свой телефон изменитель голоса и скажи: «А-пять, красный, А-пять». А через минуту зайди в беседку, заведи разговор про телефон. Романова должна пойти к пробивателю. Сделай все, чтобы она туда пошла и ящик открыла. Запомни: ей надо сразу после разговора с тобой туда идти. Пока все».
Нина шмыгнула носом.
– Все, о чем было сказано, действительно в сумочке нашлось. И я выполнила приказ.
Мне стало неприятно – коварный человек управлял не только Ниной, но и мной. Нина врала мне, а я принимала ее слова за чистую монету. Но вот история с А-пять у преступника не получилась. Волынкина посоветовала мне прогуляться до беседки, позвонила, затем мотивировала меня отправиться к пробивателю. Но дальше все пошло не так. Я запуталась в дорожках, встретила лису в платье, испугалась, побежала по парку и очутилась в гостях у Надежды, где просидела до позднего вечера. А серый конверт выбросила Регина Львовна, которая, собираясь пойти второй раз по маршруту, решила наградить себя конфеткой. Скоробогатова подумала, что это мусор, ведь, по ее мнению, письма следует класть только в красивый дорогой конверт. Преступник хотел подбросить мне улику против Михайловой. Недаром же там была надпись «Ксении, плата за услугу». Нина только что сказала, будто видела ее. С одной стороны, преступник умен, хитер, обладает буйной фантазией. Но с другой – он удивительно глуп. Надо же, положил конверт в ящик, куда каждый может залезть за конфетой! Или здесь особая хитрость, но я пока не понимаю какая?
Я вынырнула из своих размышлений и услышала, что медсестра продолжает бубнить:
– Велели оставить допотопный мобильный в беседке и вас туда отправить, пойти осторожно следом, а когда вы поговорите, сказать, что сотовый Ксюшин, и…
Нина опять зарыдала.
– Отлично, – покачал головой полковник Лукьянов, – Михайлову аккуратно подставляли, все сделали, чтобы стало ясно: именно она довела до самоубийства Раису Петровну Галкину. Но какова цель спектакля? А, господин Милов?
Валерий Борисович вскочил и забегал по комнате.
– Это не я, честное слово! Не я!! Не я!!! Зачем мне Ксению под монастырь подводить?
На его почти риторический вопрос ответила, улыбаясь во весь рот, Надежда:
– Преступник собирался сказать Михайловой: «Дорогуша, ты убила Раису. Все доказательства против тебя. На камере засветился твой браслет, Евлампия нашла адресованный тебе конверт с деньгами, которые, сразу понятно, тебе за убийство владелицы ателье вручили: ты испортила видеоаппаратуру, чтобы охрана не видела, кто пакет возьмет, а взять его должна была ты. Но я могу сделать так, что ты выйдешь сухой из воды. Плата за мою услугу – адрес тайника, где Козланюк спрятал накопленное. Выбирай: или твои дети станут дочками убийцы, очутятся в интернате, или назови место схрона и живи дальше спокойно».
– Это сделал не я! – закричал Милов. – Да, мы с Леней рассчитывали добраться до казны Родиона, но я не затевал истории с Ксенией. Не я это! Не я! Надька, ты, похоже, знаешь правду! Я вообще ни при чем! Дело с Бруновой, с явлением монашки Евдокии, спланировал Самсонов. Ленька автор сценария. Немедленно скажи правду!
Сестра скрестила руки на груди и отвернулась.
– Вот почему Нина прикинулась больной и устроила в нашем доме обыск, простукивала пол, разбирала мебель, резала драпировки, – осенило Ксению. – Она думала, что я умерла, и стала искать тайник, где лежат деньги Родиона. Полагала, что они где-то в коттедже.
– А это не так? – поинтересовалась я. – Клад закопан в саду?
– Все потрачено, – отрезала Михайлова. – Да, ничего не осталось. Последнее на адвокатов для Родиона Харитоновича ушло.
Федор Иванович потер затылок.
– Полагаю, идея подстроить все так, чтобы можно было заставить Нину сказать, где капитал, принадлежит тому же человеку, кто, прикидываясь Козланюком, вымогал у Михайловой деньги для юристов. Ксения, должен вас разочаровать: в месте заключения, где содержится ваш гражданский муж, особо суровые правила, не один сотрудник не станет выносить оттуда записки. Вас и Нину дурил мошенник.
– Это господин Милов, – заявила я. – Он работал по накатанной схеме, писал письма от лица Родиона, заставил Нину убить Брунову, а потом…
Костин повернулся к Надежде:
– Ну? Ваше слово!
Она вздернула подбородок.
– Хорошо, я сообщу правду. Но совсем не для того, чтобы снять подозрения с мерзавца, который нас с сыном на улицу выставил, променял сестру и племянника на девку.
– Не хочу ее слушать… – жалобно протянула Анжелика.
Надежда расхохоталась и показала пальцем на Галину Михайловну:
– Наверняка и моя мамочка тоже не желает в разговоре участвовать. А придется. Всю свою жизнь, с детского сада по сегодняшний день, я слышу, как она на все лады превозносит сына. Если я приносила из школы четверку, меня лишали обеда, мать сурово говорила: «Миловы учатся только на отлично». А вот коли у моего братца в дневнике появлялась двойка, его живо укладывали в постель, несли ему чай с вареньем и причитали: «Мальчик заболел, поэтому не смог контрольную написать». Валера был хорошим всегда, Надя постоянно плохая. Любые поступки сына оправдывались. Только и слышно было: он гений, он лучший, он потрясающий… А дочь неудачница, дура, позор семьи. И к Боречке бабушка отвратительно относится.
– Что ты несешь! – наконец-то возмутилась Галина Михайловна. – Детей надо воспитывать. Только благодаря моим справедливым замечаниям из тебя, дорогая, толк вышел, и ты, никакими талантами не отмеченная, стала врачом. А Боречку я обожаю.
– Поэтому, мама, ты ни слова не сказала Валерию, когда он нас выгнал? – спросила Надя. Затем тяжело вздохнула: – И дочь с внуком в свой дом жить ты, кстати, не пригласила. Твой сынок дал нам с мальчиком десять дней на сборы. Я вещи пакую, плачу, не знаю, куда ехать, а мать рядом сидит и чай пьет. Молча.
– Вы давно взрослые, должны сами свои отношения выстраивать и проблемы решать – поморщилась пожилая дама.
– Мама, я ведь могу и промолчать, – прошептала Надежда, – ничего не сказать. А без моих слов все дело развалится. Но я прикушу язык лишь в одном случае – если ты велишь Валерию вновь взять меня в СПА, вернуть нас в коттедж и по-прежнему помогать нам материально. Все зависит от тебя, мама. Решай!
