10
Винсент приехал на следующий день ближе к ужину. За это время я успела накрутить себя по полной. Много ли надо женщине – пять минут и правильная мысль. Вообще-то я успела сделать это несколько раз: первый – ночью, когда проснулась после очередного кошмара с участием Хилкота, второй – утром, когда у меня ни с того ни с сего дико разболелась голова, а третий уже после обеда, когда ее светлость на ходу обронила Терезе, что приедет чета Уитмор. Сестрица Винсента скривилась так, словно хлебнула неразбавленного лимонного сока, и в этот миг я ее почти любила. Впрочем, наша любовь тут же закончилась: Тереза прошла мимо, глядя сквозь. Была бы ее воля – и прошла бы сквозь, но так уж получилось, что я пока не призрак.
Беседы ни о чем, которые в Мортенхэйме велись за столом, стали традицией. Но если раньше я относилась к ним спокойно, сегодня еле досидела до минуты, когда можно было подняться. Винсент подал мне руку, и я вздохнула с облегчением: наконец-то мы останемся наедине и поговорим!
– Доброй ночи, леди Луиза.
Что-о-о-о?! Я почти чувствовала, как вытягивается мое лицо под аккомпанемент к звучащей в мыслях букве «о». Он это всерьез?! Или снова издевается?!
Я взглянула на де Мортена, но тот оставался невозмутимым. Мы остановились в дверях, и он явно ждал, когда я уйду. Его матушка и сестры тоже поднялись из-за стола, а выход здесь был всего один. Возникла та неловкая ситуация, когда хочется сказать очень много, но возможности нет.
– Нам нужно поговорить.
– Мы можем поговорить завтра. – Он коснулся губами моих пальцев, глазами указал в сторону двери и добавил уже тише: – В малой гостиной.
Надеюсь, я правильно его поняла.
В той самой малой гостиной досталось диванной подушечке: я от души поколотила ее кулаками, а теперь то и дело запускала в нее ногти, как довольная кошка. Проблема заключалась только в том, что довольной меня назвать было нельзя. Звук, напоминающий треск поленьев в камине, сейчас раздражал, но я не могла заставить себя остановиться: царапала гобеленовую ткань и прислушивалась к тому, что доносилось из коридора. А из коридора ничего не доносилось.
Да что ж со мной такое творится-то?!
Прошло полчаса, пока Винсент беззвучно появился в комнате: наверняка воспользовался магией, чтобы никто не заметил его присутствия. Он плотно закрыл за собой двери и набросил полог. Теперь нас точно никто не услышит, любой пройдет мимо и даже не поймет почему.
– О чем вы хотели поговорить?
К моему разочарованию, он подошел к камину и облокотился о полку. Скользнувший по моей фигуре и лицу взгляд обжег, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Де Мортен же почему-то не спешил заключить меня в объятия.
– Для начала про бал. – Я швырнула многострадальную подушку в угол, поднялась и подошла к нему. – Спасибо, что пригласили лично.
Винсент прищурился.
– Я собирался говорить с вами об этом.
– Завтра, в малой гостиной? Ваша матушка вас опередила.
– Это ее праздник, и она может приглашать любого, кого ей заблагорассудится.
Я с трудом подавила желание спросить про леди Уитмор, а заодно и кому из них заблагорассудилось пригласить ее.
– Замечательно.
Обида жгла сердце и мешала мыслить здраво. С одной стороны, хотелось его обнять, с другой – развернуться и уйти. Так и я поступила: повернулась на каблуках и направилась к двери.
Винсент догнал меня раньше, чем я успела коснуться дверной ручки. Обнял сзади и крепко прижал к груди, но я была слишком рассержена, чтобы таять в его теплых и таких желанных объятиях. Вырываться не позволила только гордость, поэтому я застыла гордой статуей.
– Луиза, вы злитесь, потому что не хотите идти на бал, быть рядом со мной, танцевать и веселиться? Или потому, что хотите, но боитесь?
Может, потому, что я хотела услышать что-то вроде: «Луиза, вы согласитесь пойти со мной на бал?» – И все это когда меня держат за руки и смотрят в глаза, спрашивая о моем желании. А не о том, что и так само собой разумеется.
– Потому что вы всегда решаете за меня! – огрызнулась я неожиданно плаксивым голосом. Ой, мамочки! Вроде зелье писклявости не пила, на истерики и слезливость никогда не жаловалась. От злости на себя скрипнула зубами и закусила губу. Вот пусть что хочет делает, не буду с ним больше говорить. Не буду и все!
– Дело только в этом? – Винсент осторожно повернул меня к себе лицом. Теперь этот вредный мужчина улыбался так, словно услышал крайне неприличный, но смешной анекдот. – Вы пойдете на бал со мной?
Де Мортен нежно погладил мою щеку, но я дала себе обещание молчать, и молчала. Секунд пять.
– Может быть.
– Может быть?
– У меня нет платья.
– Завтра приедет портниха.
Я вздохнула. Почему я не могу просто отправиться в Лигенбург? Как все нормальные женщины заказать себе платье… Хотя нормальные женщины заказали себя платья месяц назад, сейчас близятся праздники. В порядке очереди моя портниха успеет пошить только оборочки и бантик. Может быть, два.
– Соглашайтесь, – вкрадчивым голосом искусителя настаивал Винсент. Его пальцы скользнули на мой затылок, успокаивающе погладили шею, а взгляд опустился на мои губы. – Без вас праздник будет невыносимо скучным.
Какая жалость, что нельзя уехать на побережье или к горячим источникам, и устроить собственные танцы в просторной спальне какого-нибудь уединенного домика.
– Повторите, – я подалась вперед и прошептала ему в губы, – мне нравится это слышать.
– А что вам нравится еще?
Винсент не дал мне ответить, впился в губы жарким поцелуем, крепче прижимая к себе. Он терзал мой рот, словно не мог насытиться, ласка сменялась болью, а боль – нежностью. Я отвечала жадно и неистово, зарывалась пальцами в волосы де Мортена, стискивала его сильные плечи.
– Скучал по вас. Безумно. – Винсент невыносимо мягко коснулся моей щеки. – И все время скучаю, когда вы не со мной.
– В парламенте я буду вас отвлекать.
Горячее дыхание обожгло шею, от низкого голоса по спине прошла дрожь:
– Луиза, – хрипло, еле слышно.
Никто и никогда так не произносил мое имя. Никто и никогда не мог заставить меня чувствовать себя легкой, словно перышко, и в то же время потрясающе наполненной. Отчаянно живой, готовой на любые самые безумные глупости, поэтому сейчас я прошептала:
– Да, мой герцог.
По телу шел жар, обещающий сжечь меня… Нас. Жар, обжигающий сильнее, чем самая откровенная страсть. Нежность, заставляющая чувствовать моего единственного мужчину всей кожей, всем сердцем, всей сутью. Винсент сжал меня в объятиях, подхватил на руки и перенес на софу. Теперь я полулежала, а де Мортен поглаживал мои плечи.
