«Но я же не хотел Дашиной смерти! – нервно возражал я. – Я-то надеялся, он просто обесчестит девку… разве этого недостаточно? Разве гнев будет слишком слабым?»
«А всё получилось куда лучше, – сухо парировал дядюшка. – Теперь уж мальчику деваться некуда. С девичьей честью многие дворовые девки расстаются, раньше ли, позже… с этим он, глядишь, и смирился бы. Да и ты, кстати, мог и получше рассчитать. Неужели думал, что князь посечёт её, недотрогу, да и выкинет из головы? Будто сам под брёвнами не лежал! Так что ж теперь-то руки заламывать и слёзы лить? Помни, для чего всё делалось, и продолжай!»
«Так вы что же, Януарий Аполлонович, с самого начала знали, что с девкой приключится? И мне ни словечка?»
«Не знал. – В дядюшкиных глазах плескалось спокойствие. – Но предполагал. Поглядел линии вероятности… хотя линии это так, на месяц вперёд заглянуть в будущее нельзя… слишком оно туманно на такой дальности. Но и без всякой магии можно было предвидеть, зная безумный нрав князя. А тебе не говорил, чтобы не отвлекать от дела. Всё, довольно! Иди работай! Тихую Связь держать не будем, ни к чему тебе сейчас мои подсказки».
– И он её… порешил? – чуть слышно выдохнул Алёшка. Лицо его оставалось бледным, но из взгляда исчезла растерянность. Глаза были точно высохший колодец. И лучше не знать, что там таится на дне.
– Он её в подземной своей темнице три дня продержал, – тем же ровным, спокойным голосом продолжил я. – Потом вызвал к себе и вновь спросил, готова ли она покориться и стать возлюбленной. Волю сулил, червонцы сулил. А она опять отказалась. Тогда взбесился он, лицом потемнел и повелел: «Не хочешь, значит, со мной любви? Тогда будет у тебя любовь с ним!» И вышел за дверь, запер на ключ. Даша в горнице одна осталась. И тут открылась дверь, доселе неприметная, обоями обклеенная, точно стены. А за дверью – маленькая комнатка, сажень в ширину, две в глубину. В комнатке же медведь своего часа ждал. Слышал небось, князь Модест медведей любит, целая свора у него, на разные надобности. Там хитро всё устроено было, дверь отпиралась особым рычагом, который в коридоре, в нише, за вазой с цветами. Говорю же, затейник он, князь. Коротко говоря, заломал Дашу твою медведь. Голодный, видно, был, или раздразнили его заранее. Она не шибко мучилась, быстро испустила дух. Вот такие дела… брат.
На слове «брат» я запнулся – кольнула меня та мысль, что не раз уже возникала за последний месяц. Но сейчас некогда было ей предаваться. Нужно было, как сказал бы Александр Кузьмич, ковать железо, пока горячо.
– Всё это рассказал Кузя, – продолжил я, выдержав долгую паузу. – Объяснил, что лопнуло его терпение, совесть замучила – видеть княжеские проказы и молчать. А тут вдобавок вышел князь за пределы своей воли. Закон не дозволяет крепостных убивать. И потому с рассветом оседлал Кузя лошадку, да и помчался в город. Умный мужик, не в полицию побежал, не в губернскую канцелярию, а к нам. Потому что знал: те князем на корню куплены, с потрохами. А чтобы и Тайная экспедиция, про то он не слыхал.
– И что же теперь будет? – почти не шевеля белыми губами, спросил Алёшка.
– А шут его знает, – досадливо махнул я рукой. – Граф Иван Саввич тотчас дал мне казённых лошадей и послал в Старый Лог, разведать, правду ли Кузя сказал. Причём разведать как бы втайне, про Кузин извет не упоминать. Его, кстати, пока у нас в темнице оставили, целее будет. Что ж, я съездил. Вроде как и повод у меня есть… князь-то мой вызов на поединок до сих пор и не принял, и не отклонил. Надо бы выяснить, намерен ли он, как истинный дворянин, дать мне удовлетворение, или же он шельма. Только повидать князя мне не удалось, не пожелал он ко мне выходить. А с людьми дворовыми я поговорил, выспросил. Всё подтвердилось, что Кузя нам донёс.
Только вот хитёр князь. Он, оказалось, в тот же вечер за урядником послал… дескать, беда у нас стряслась с дворовой девкой одной… послали её на псарню, псаря Акимку к барину кликнуть, а она по бабьему своему любопытству заглянула в пристройку, где медведи содержатся. А там по ротозейству псарей дверка была не заперта… в общем, жизнью поплатилась за любопытство. Виноваты вроде как нерадивые псари, князь пообещал уряднику высечь их отменно. Коротко говоря, не преступление, а несчастный случай. И псари то подтвердили. Урядник объяснение сие записал, да и укатил. С четвертью можжевеловой водки и запечённым гусём, от княжеских щедрот ему пожалованными.
– Ну а вы? – строго и даже как-то властно спросил Алёшка. – Вы, Экспедиция? Вы-то его, душегуба, покараете?
– Ох, Алёшка-Алёшка. – Я подошёл к нему, обнял за плечи. – И рад бы обнадёжить, да честно скажу: не знаю. Граф Иван Саввич исполнен гнева и решимости укротить злодея, но он же и говорит: как Бог даст. У князя Модеста огромные связи в столице, к нему государыня благоволит, с ним в дружбе сам Степан Иванович Шешковский, глава Тайной экспедиции. Рапорт граф наш, конечно же, подаст, а вот заводить ли дело, решать будут в Петербурге. Нет у нас тут, в Твери, таких полномочий, чтобы самим над князем следствие устраивать. Потому будем надеяться на Божью справедливость.
Вот так. Ни в коем случае не пережать, не поторопиться. То, что должно созреть в мальчике, пускай зреет без лишней спешки.
– Когда хоронить-то её будут? – глухо спросил тот.
– Завтра третий день получается, стало быть, завтра её и похоронят там, в Старом Логу, на деревенском кладбище.
– Отпустите?
– Вместе поедем, – заявил я. – Нечего тебе сорок вёрст ноги топтать. Заодно, может, сумею с князем переведаться. Теперь мой счёт к нему многократно вырос.
Это произнёс я совершенно искренне, лицедейства никакого не потребовалось. Жаль, конечно, что не могу я тронуть его светлость как следует. «Нецелесообразно, – пояснил дядюшка. – Пока нецелесообразно».
Знать бы ещё, каковы у дядюшки цели.
Глава 16
Солнце напоминало огромное багровое яблоко, снизу надкушенное зубцами чёрных ёлок. А вверху над ним расплескался всеми красками закат. Я вновь подумал, что можно сравнить его с цветком чьей-нибудь души. Тревога, ярость, затаённая тоска, страх и надежда. Причём, судя по плавным переходам тонов, цветок этот не Иной, а очень даже человеческий.
– Ну что, барин, пора? – напомнил Алёшка. Я так и не смог отучить его от подобного обращения, а ведь очень скоро ему оно уже не понадобится. Неловко может выйти.
– Обожди, пускай стемнеет как следует, – охладил я его порыв. – Темнота – наше время. До княжьей усадьбы идти отсюда не более часа, а закат ещё долго светить будет. Лето ж ещё как следует не началось.
– Троица завтра, – задумчиво вздохнул Алёшка. – А после такого дела и в храм-то Божий не войти… страшное же дело…
– Испугался? – придал я своему голосу побольше весёлой злости. – Или пожалел нелюдя? Так я же не тяну, не хочешь, не ходи. Останься с конями, им поспокойнее будет. Вдруг чего…
По правде сказать, ничего лошадкам нашим не грозило, потому что я наложил на них сильное охранное заклятье. Сегодня можно было не жалеть магии. Сегодня самый главный день, итог всех долгих моих приготовлений. И вот мы на поляне, вокруг – мрачный еловый лес, куда никто из крестьян не попрётся, для грибов ещё не пора. Едва сумели провести коней по узкой, перечёркнутой узловатыми корнями тропинке.
