Но когда Алёшка запросил у меня денег на корову, я решительно отказал. «Зачем это? С какой стати? Напротив же Аглая-молочница живёт, мы у неё покупаем!» «Так то ж чужое молоко, от чужой коровы! – вскричал он. – А то было бы своё от своей! Огромная разница!» Но я был непреклонен. Только коровы мне не хватало для полного счастья. И пёс Ураган, и дюжина кур во главе с петухом Харальдом (к чему только рассказал я мальчишке про свои столичные страдания!), и, само собой, друг-приятель Костя!
– Ну, счастливо оставаться! – сказал друг-приятель Костя и резким движением ввинтил ладонь в пространство перед собою, проткнул его. Тотчас замерцала, серебром засветилась перед ним в воздухе высокая, закруглённая сверху дверь. Отвесив подобающий поклон, Светлый толкнул её – и растаял.
Ну конечно, будет он пешком до Журавино топать, к тому же по морозу! Давно уже провесил оттуда к нам Врата. А ведь всего второй ранг! Небось графиня подсобила.
– Вот что, брат, – начал я, расправившись с борщом на свиной кости. – Тут, похоже, занятное дело намечается для нас обоих. Вызывал меня сегодня Януарий Аполлонович, то бишь граф Иван Саввич, и прелюбопытные вещи рассказал. Коротко говоря, завтра мы с тобой в Журавино едем, на совещание, там наш граф и ваша графиня будут и расскажут в подробностях, что от нас с тобою потребуется. Потому сейчас не стану ничего объяснять, завтра всё узнаешь. Только одно скажу – придётся нам поездить по сопредельным губерниям, и займёт это, полагаю, не меньше месяца. Потому реши, на кого дом оставить, кто пса твоего кормить будет, кур.
– А чего решать? – удивился Алёшка. – Тётку Глафиру попрошу, она с радостью. Полтинник-то для неё найдётся?
– Почему же не рубль?
– Многовато – рубль! – отрезал парень. – За такое полтинник в самый раз!
– Жадный ты! – усмехнулся я. – А ещё Светлый.
– Я не жадный! – последовало в ответ. – Я бережливый.
Глава 2
Кабинет графини Яблонской поражал. Не роскошью, а множеством странных вещиц. Вот во всю стену выгравированная на медном листе карта звёздного неба. Вот по углам два здоровенных, сажень в поперечнике, глобуса… интересно, какой из них показывает Иных Тверской губернии? Вот в обычном цветочном горшке на подоконнике – кристалл размером с кулак младенца… вроде бы из горного хрусталя. Вот на треноге длиннющая подзорная труба. Над английского стиля камином полка, а на ней – стеклянные приборы непонятного назначения. Стены же – из морёного дуба, никакими обоями не покрытые. Напротив стены с медной картой – книжные шкафы до потолка. Интересно, какие в них книги обитают? Свечей в подсвечнике всего три, но яркости необыкновенной, сразу ясно – магические.
Будь мне лет на пятнадцать меньше, меня бы за уши отсюда не вытащить. А вот Алёшка не вертел головой, не пялился на диковины – значит привык. Здесь, в Журавино, он за исключением воскресенья проводит каждые полдня, учится в графининой школе, причём сразу в двух классах – обычном и Ином. Сперва арифметика с грамматикой, затем сумраковедение и заклятьетворение… Небось и графиня с ним частенько беседует, уговаривает оставить меня, Тёмного, да к ней переселиться, да на службу в Ночной Дозор всё же пойти.
– Располагайтесь, господа! – Виктория Евгеньевна указала нам на обитые розовым бархатом кресла. – Они мягкие. Вы же, Тёмные, так печётесь о своём комфорте…
– Мне тоже в кресле нравится, – заявил Алёшка, усаживаясь.
– Алексис, вам бы следовало промолчать! – возмутилась графиня.
– Благодарю за такую заботу, ваше сиятельство, – галантно поклонился дядюшка. – Истинное благородство не скрыть и под белыми одеяниями.
Сам он сейчас был одет парадно: новомодный английский фрак со скошенными полами, золотистого оттенка кюлоты, тончайшие кружева на манжетах, напудренный парик с длинной косицей. Я-то явился в обычном своём мундире и даже без шпаги. Не на приём же к матушке-императрице!
– Сие для вас не секрет, Януарий, что я не выношу обращение по титулу! – вспыхнула графиня. – Это всё проистекает из людского невежества, а мы, Иные, должны быть выше предрассудков.
– Ну, как вам будет угодно, Виктория, – покладисто отозвался дядюшка. – Осмелюсь спросить: а чай-то нам подадут? Или сие тоже тёмный предрассудок?
Графиня взглянула на него так, как, бывало, Тимошка разглядывал попавшего в суп таракана: невелика беда, а всё ж как-то неприятно…
– Так уж и быть! – расщедрилась она и дёрнула шёлковый шнурок. На звон явился пожилой лакей – не в ливрее, как принято, а в такой же тёмно-зелёной куртке, в какой ходил Костя. Судя по цветку души – обычный человек.
– Василий Степанович, дорогой мой, – обратилась к нему Виктория Евгеньевна, – если вас не затруднит, принесите нам три стакана китайского чаю… не прямо сию минуту, а как найдёте время. И ещё по возможности каких-нибудь баранок, что ли, конфектов…
– Да уж ладно, сообразим чего-нибудь, – буркнул Степаныч и скрылся за дверью.
Интересные порядки в этом доме.
– Давайте к делу, Виктория, – в дядюшкином голосе добавилось серьёзности, – кто просветит молодёжь о делах наших скорбных?
– Наверное, вы, коли уж так рвётесь. – Графиня уселась на низенькую скамеечку у камина и приняла вид египетского сфинкса.
– Хорошо, – кивнул дядюшка. – Слушайте же предивную повесть. Разными путями, но почти одновременно получили мы с Викторией Евгеньевной сведения из Новгородской губернии. Есть там в Белозерском уезде село Давыдово, и близ того села, в лесу, жила-была ведьма, бабка Катерина. Тёмная Иная, зарегистрирована, пятый ранг силы. К ней, конечно, обращались селяне – кому бородавку свести, кому соседскую корову отравить… надо сказать, вреднющая была бабка, меру, ей Дозором отпущенную, нередко превышала, творила людям изощрённые пакости, причём даже безо всякой для себя корысти, исключительно из злонравия. Ну, вроде нашей здешней Аксинии… помнишь, в ноябре мы ещё её в Конторе посекли, ум вправляя. Но там, на Новгородчине, места глухие, на бабкины шалости Ночной Дозор особого внимания не обращал, им больше интересно с Дневным собачиться, выяснять, кто из них в губернии главнее.
– Тут и выяснять нечего! – подала голос графиня. – Наши коллеги там выявили столько нарушений среди Тёмных, что впору Трибунал Инквизиции созывать…
– А наши коллеги то же выявили про Светлых, – парировал дядюшка. – Виктория, давайте не отвлекаться. Суть такова, что из-за междозорной грызни да интриг на мелочи никто не отвлекался, бабке долгое время всё сходило с рук. А в июле фортуна от неё отвернулась…
– Или, напротив, осчастливила, – вставила графиня.
– Как посмотреть… – пожал плечами дядюшка. – Подробности неизвестны, а только, по слухам, пришёл к бабке Катерине некий старичок-отшельник, в том же лесу ещё зимой поселившийся. То ли бродячий раскольник, то ли монах, чей монастырь по высочайшему указу упразднили. Имени его никто не знает, но крестьяне к нему ходят, припасы носят, а за то утешение духовное получают. И не только духовное – он и лечить оказался горазд.
