Если только магией лошадей поддержать, – заметил я. – Сами-то они семьдесят вёрст не потянут без отдыха, без еды и питья. А остановиться тут негде, разве что большой крюк давать. Ну так и поддержим, не впервой, – отозвался мальчишка. – Расход силы невелик, а главное, рассеивается она быстро, ежели кто и почует нашу магию, то совсем рядом должен торчать.
А если на третьем слое Сумрака сидит наблюдатель? – задумчиво протянул я. – Первый со вторым я худо-бедно просмотреть могу, а вот третий – извини. Да и ты, как понимаю, не потянешь, хоть и выше на ранг.
Да бросьте вы, Андрей Галактионович, чушь нести, – укорил Алёшка. Здесь, на безлюдье, он уже не называл меня барином. – Никому мы с вами не нужны… кроме, конечно, их сиятельств. Некому тут за нами наблюдать. Да и к тому же, если бы кто с третьего слоя за нами и следил, пришлось бы ему бежать с той же скоростью, что и наши сани. А сами ж знаете, чем глубже слой, тем тяжелее двигаться, всё равно как в воде.
Похоже на то, – согласился я. – Силы-то и впрямь на полкопейки. Это тебе, брат, не «скороход».
«Скороходов» у нас аж два было, графиня Алёшку тоже снабдила как следует, но применять их следовало только по самой крайней нужде, когда жизнь на кону. А жаль – с артефактом мы бы до Давыдова за час добрались. Правда, и тут закавыка: тамошние крестьяне удивятся: ежели в их глушь тверской барин поутру заехал, то где ж он ночевал-то? Не в поле же и не в лесу! Ибо волки. Да и мороз-воевода, между прочим, тоже. И в любом случае про наш визит пойдут разговоры, докатятся до Белозерска, и там уж найдётся кому задуматься, каким это чудом я в одночасье в такую даль махнул. Наверняка Макарыч опять начнёт орать про колдунов, да и майор Бортников тоже может призадуматься.
Потому пусть всё будет по-человечески, пусть дорога наша продлится с рассвета до заката. Хотя и это – на пределе людских возможностей.
А кстати, – вдруг задумался я, – вот прискачем мы в Давыдово, а дальше? Как бабку Катерину искать будем? Опять, что ли, «Ловчую сеть» ставить? Так Иных-людей ею ловить гораздо сложнее, чем Иных-нежить. Так, во всяком случае, меня учили.
Тоже мне, нашли овраг на ровном месте, – хихикнул Алёшка. – Тут как раз всё просто. Как прискачем, вы притворитесь, что поплохело вам… ну, к примеру, сердце прихватило, или лучше почечная колика. Ничего не говорите, только мычите от боли, я с мужиками сам объяснюсь. Так, мол, и так, ехали с барином, заплутали, а его к тому ж хворь скрутила… Нас тотчас к бабке и направят, потому что, кроме неё, никто там лечить не возьмётся.
Да, это было разумно. Осталось только придумать: а с бабкой-то как мы разговаривать будем? По уму этим следовало озаботиться гораздо раньше, хотя дядюшка и предостерегал: «Не составляй слишком подробных планов, они никогда не сбываются, обязательно в последний момент что-то пойдёт не так. Умнее будет держать нос по ветру, а поступать по обстановке». Впрочем, сейчас как раз и стоило обмозговать варианты. Иных в нас она увидит… это разве что дядюшка и графиня Яблонская могли бы замаскировать свои цветки душ, так на то они и Высшие. В легенду для Иных, насчёт Белого моря, может и поверить, но вот в то, что мы заплутали, сбились с дороги и заехали в Давыдово, она ни в жизнь не поверит. С людьми такое вполне возможно, но не с Иными. Простейшее заклятье «Сынань», которому учат новичков чуть ли не на первом же уроке. Значит, нужно срочно сочинить что-то другое… или почти ничего и не сочинять, а напротив, изобразить строгость. Мол, прислали нас Дозоры, дабы безнадзорного Отшельника поставить на учёт. Нет, не годится – мы ж не новгородские, а тверские, это бабка сразу считает в цветках наших с Алёшкой душ. Не имеем мы право никого тут регистрировать, чужая тут для нас земля. Сказать же ей полную правду – неизвестно ещё, как отнесётся. А что, если слегка подкрутить легенду для Иных? Не на Ловозере близ Белого моря скрыт в Сумраке таинственный артефакт, а много ближе, к примеру, на Онежском озере. Места для неё всё равно незнакомые, может поверить. Да, но как тогда вывести её на разговор об Отшельнике?
Что-то, я гляжу, помрачнели вы, Андрей Галактионович, – заметил Алёшка. – Опять овраги на душе?
У тебя глаза на затылке? – огрызнулся я. – И ничего не овраги, просто думаю, как дело провернуть поумнее.
Да будет вам! – Я не видел сейчас мальчишку, но был уверен, что он ухмыляется. – Не слепой же, чую, что как нализались вы с тем майором белозерским, так с той поры гнетёт вас что-то. И не похмелье, его-то я вам ещё ночью снял. Крепко же вы с ним натрескались, что сами себя протрезвить и не подумали.
Это он ещё всего не знает. Не видел, как, уложив окосевшего Бортникова, позвал я трактирного слугу и велел переменить графинчик. Да, легко было успокоить магией расшалившуюся память, но я предпочёл человеческое средство. Причём почти без закуски. Нехорошо, конечно, пить одному, но не будить же майора! И не мальчишку же звать в собутыльники!
По цветку читаешь? – скривился я. – Ну так говори, что вычитал!
Вглубь не лезу, – спокойно откликнулся Алёшка, – не дело это, чужие мысли читать. Да и не смог бы, даже и пожелав такое – барьер у вас выставлен. Сами соорудили или Януарий Аполлонович помог? А только по внешности ауры вижу, что с рассвета грызёт вас воспоминание какое-то, и связано оно с давешним майором. А майор тот, как понял я, сослуживец ваш бывший, и как ушли вы в отставку, так с ним больше и не виделись до вчерашнего дня. Значит, вспоминаете старые дела, из человеческой жизни. Верно ведь?
А почему бы, кстати, и нет? Зачем я держу это в себе? Что за беда, если вот сейчас возьму и всё ему выложу? Когда-нибудь всё равно пришлось бы, не вечно же отмалчиваться на вопрос, с какой такой радости я, молодой офицер, за пять лет дослужившийся до гвардейского поручика, взял вот и сбежал в отставку. Будь Алёшка просто моим дворовым человеком, уж конечно, не стал бы я раскрывать ему душу. Но он – не просто. И – не человек.
Ладно, твоя взяла, – вздохнул я. – Дело давнее, неприятное дело, а вот забыть не получается, хотя тому уж два с половиной года. Служил я, как тебе известно, в Семёновском лейб-гвардии полку, куда по выходе из Кадетского корпуса и был направлен. Прямо скажу, удачное назначение, и служилось мне хорошо, друзьями обзавёлся… взять вот того же капитана Бортникова Николая Аристарховича… теперь уже, как видишь, армейского майора. Вот учил я тебя рукопашному бою, а ведь половину своих умений от него перенял. Ну ладно, чтобы слишком уж в сторону не уклоняться, давай о деле. А дело такое. Служил некогда в нашем полку майор Брызгалов Степан Игнатьевич, давно, в отставку вышел, когда я ещё Корпус оканчивал. И вот в восемьдесят шестом году дошли до нас известия, что фортуна от него отвернулась.
Он, как в отставку вышел сорока пяти лет, поселился в имении своём Никишево, это в Орловской губернии. Неплохое, говорят, было имение, полторы сотни душ, земель много, и плодородные, заметь, земли! Был Степан Игнатьевич женат, двух дочерей имел, возраста такого, что вот прямо под венец. Казалось бы, живи, радуйся статской жизни, получай воинский пенсион и доход с имения. Ан нет, счастливо пожить он всего три года успел. А дальше косяком пошли беды. Сперва – пожар, и жена его, Настасья Власьевна, задохнулась в дыму. На другой год мор случился, оспа прошла. И что же? Самого и краем не зацепило, а вот обе дочери, Лиза и Варвара, подхватили от селян заразу и скончались в муках. Селян, кстати, тоже немало перемёрло. В общем, остался Степан Игнатьевич бобылём, да и обеднел изрядно из-за того мора.
