«В том-то и дело! – объяснял давеча дядюшка. – Мне самому в хранилище их не пробраться. Стоит появиться там Тёмному, и зазвенят в кабинете у графини колокола. Обмануть же сии заклятья невозможно. Как тебе известно, очень сильный маг может сотворить иллюзию, убедительную для слабого Иного. Может и Светлый натянуть личину Тёмного, и Тёмный – личину Светлого. Но так обдурить можно только живого человека… то бишь Иного. Магию же, проистекающую из охранных артефактов, не обманешь! Какой бы силы ты ни был, хоть бы и Высший! Защиту ведь тоже Высшие ставили. Это разве что загадочному другу нашему Отшельнику по силам, да и то лишь потому, что на время и взаправду Светлым стал бы».
А я, слушая его, понемногу начал понимать, зачем ему год назад потребовалось делать из Алёшки Светлого. Наверняка не только затем, чтобы хранилище графинино обчистить, но и затем тоже. «Самое главное вот что, – пояснил он. – Светлые, замыслившие свой заговор, и впрямь верили, что удастся всё исполнить без магии, одними лишь человеческими руками. Но так сложилось, что пришлось им начать действовать раньше, чем рассчитывали, и потому люди, на коих сделали они ставку, не совсем ещё готовы. А потому как ни крути, а придётся заговорщикам, когда дойдёт до решающего мига, поддержать их магией. Не знаю, понимают ли это вожаки заговора в столице, но очень хорошо понимает графиня Яблонская. И на тот предмет есть у неё артефакт чудовищной силы, называется он “белая вода”. Долго она его готовила, долго напитывала силой таких вот, как ты, бездозорных Иных. А пригодится он для того, чтобы уничтожить Светлых из особой охраны государыни. Её ведь не только лейб-гвардия охраняет и не только люди Шешковского. Иная охрана есть, из Светлых, и сильные, от второго ранга и выше. Но “белая вода”, применённая в надлежащую минуту, их рассеет в Сумраке. Они не успеют даже понять, что умерли».
«Как же так? – поразился Алёшка. – Ведь это же прямое нарушение Договора!»
«Верно, – кивнул дядюшка, – да только я Викторию знаю: она всю вину примет на себя и понесёт от Инквизиции заслуженную кару. Но дело-то уже будет сделано!»
«Выходит, – хмыкнул я, – что Светлые ради великой цели убьют своих же? Светлых?»
«Именно так, – подтвердил дядюшка. – Ради Великой Цели. Графиня и себя жалеть не намерена, так что ей тех-то жалеть? Она же полагает, что лучше нескольким Иным умереть, нежели миллионам людей страдать под тяжким гнётом. Ты сам понимать должен, всё ж таки офицер, и хоть в серьёзном деле не побывал, но учили же тебя… Случись не сейчас, а пятью годами ранее война с турками, и командовал бы ты людьми, и посылал бы их на смерть победы ради!»
«Но одно дело – в штыковую на врага, а совсем другое, когда из пушек по своим палить!» – возразил я.
«И такое на войне бывает, – не моргнув глазом отозвался он. – Положишь свой взвод, а неприятель, ту пальбу наблюдая и думая, будто это ихняя батарея наших накрыла, сделает неверные выводы и перегруппируется так, как нашему командованию выгодно… и наголову разобьют его наши в генеральном сражении».
И вот теперь надлежало мне обнаружить и вынести отсюда «белую воду». Дядюшка объяснил, как она выглядит: маленькая, в полуштоф, бутылочка из тёмно-синего стекла, заткнутая красной пробкой. Ни в коем случае нельзя было пробку вытаскивать. «Все Иные вокруг на полсотни саженей погибнут! – предостерёг дядюшка. – А вот расколотить не бойся, стекло небьющееся».
За дверью обнаружилась большая зала, уставленная высокими, до потолка, деревянными полками. На полках стояли самого разного вида сундучки, ящички, шкатулки. Как среди всего этого обилия найти нужную вещь? Тем более часть шкатулок оказалась запертой, причём заклятья были наложены не только от людей, но и от Иных. Пришлось снимать их, тратя драгоценную силу, а главное – драгоценное время. Наверняка ведь утром, обнаружив Дениску в своей постели, командир Антон сурово поинтересуется, отчего тот самовольно оставил пост, и узнает про Светлого поручика… Тринадцать лет – не семь, уж сообразит, что к чему, помчится с докладом к Яблонской. И всё завертится.
Впрочем, завертелось всё куда раньше, чем думалось мне. Едва лишь, взломав очередной магический замок, вынул я белый шарик из слоновой кости, как послышался удар грома, сверкнули справа и слева две молнии, обернувшись высокими юношами. Судя по цветкам душ – первый ранг. Юноши, не вступая со мной ни в малейшие прения, сноровисто приступили к делу. Я не успел даже сообразить, что происходит – а уже окутало меня белое сияние, пронзило кожу мельчайшими иголками, и невозможно было пошевелить ни рукой, ни ногой. Более того, потянуть на себя тень я тоже не мог, между нею и мной точно невидимая стенка возникла. Раньше я про такую штуку – «хитон смирения» – только слыхал, сейчас же пришлось ощутить её на деле.
А третья молния рассекла воздух у самого моего лица, и вышла из темноты её сиятельство графиня Яблонская. Явно поднятая с постели, в шлафроке, наспех накинутом поверх ночной сорочки.
– Ну и как же сие надлежит понимать, Андрей Галактионович? – вопросила она.
И не было в её голосе ехидства – одно лишь искреннее удивление.
Глава 4
На сей раз в подсвечнике горели обычные свечи, не магические. Посадили меня спиной к ним, и потому видел я только на сажень вокруг. Вот стоит передо мной графиня Яблонская, так и не успевшая переодеться во что-то приличнее шлафрока, и в глазах её отражаются крошечные жёлтые огоньки. Вот сидит у ног её нервная рысь, вонзила когти в ковёр, искоса поглядывает на меня, пытается решить: гость ли я ещё или уже добыча.
Два молодых мага так и застыли у меня по бокам, точно ожидают, будто нырну я в Сумрак или ударю хозяйку дома заклятьем помощнее. Совершенно лишняя предосторожность – магию мою заклинили не хуже, чем сделал это полгода назад Отшельник. Тело моё сковано, тень моя заперта, Сумрак от меня сейчас дальше, чем луна, и всё, что осталось мне, – это мысли. Мысли о том, что сказать можно, а что нельзя. И о том, что нельзя – а придётся под заклятьями.
– Может, всё-таки объяснишься, Светлый маг Андрей Галактионович? – оборвав затянувшуюся паузу, предложила графиня.
– А что тут объяснять? Всё ясно как Божий день! – высказался стоящий рядом с графиней Иной. Сейчас я даже цветок его души не мог разглядеть, но узнал легко. Звать его Григорий, он маг первого ранга и замещает предводительницу Светлых во время её поездок в Москву и Петербург. Лет ему, как в своё время рассказывал дядюшка, около сорока, посвящён вскоре после подавления пугачёвского бунта, Тёмных ненавидит, и правду молвить, есть за что: его мать, обычную городскую мещанку, извела по заказу соседки ведьма Ангелина Прошкина – всё в рамках отпущенной ей меры магических воздействий. И произошло это до его посвящения, так что в лотерею матушка попала законно. Не прикопаешься – а душа просит мести.
– Что вам ясно, Григорий Власьевич? – сухо осведомилась графиня.
– Предательство дела Света, – охотно пояснил Григорий. – С какой ещё целью господин Полынский решил обокрасть наше хранилище артефактов? Я уверен, что действовал он по приказу патрона своего, небезызвестного Януария Аполлоновича, родство с коим, как видно, сильнее, нежели масть.
