– Зачем разбудил? – хмуро спросил я Костю. – Такой сон испортил!
– Уходить вам нужно отсюда, Андрей Галактионович, – ответил парень ничуть не менее хмуро. – Погодите немножко, я сейчас.
На мгновенье он застыл, будто прислушиваясь к далёкому и грозному, а потом шумно выдохнул. И тут же растаял на мне «Хитон смирения», и тень моя вновь стала послушна.
– Сейчас портал открою прямиком в ваш дом, – сказал Костя. – Только там долго не сидите, скройтесь где-нибудь, а то ведь наши искать вас станут.
– Светлый, ты в своём уме? – печально вопросил я. – Или это такая затейливая шутка? А на самом деле на допрос поведёшь?
– Не могу я так. – Голос его был непривычно резким. – Не могу смириться с таким бесчестьем!
– Может, объяснишься? – Мне и впрямь стало интересно. – Ты всерьёз намерен устроить мне побег? Зачем? Какая тебе от того польза?
– Всё-таки у вас Тёмная душа, – криво усмехнулся Костя. – Всё на пользу меряете. А мне просто стыдно, что мы, Светлые, в палачей готовы превратиться. Низко это, недостойно дела Света! И хуже всего то, что Виктория Евгеньевна… Думаете, я только вас спасаю? Да в первую голову я её спасаю, её честь! Представьте, каково ей станет после того, как вас… Не может никакой Светлый жить с таким позором… а она уж всем Светлым Светлая! Развоплотится же, понимаете?
Он так разволновался, что в голосе нешуточно засквозили слёзы.
– А как же интересы дела? – не утерпел я. – Ведь я же источник ценнейших сведений, верно?
– Не знаю, – вздохнул Костя. – Только вот по ауре вашей видно, что зла на Светлых не держите и Дозору нашему пакостить не собираетесь. Мы и без ваших ценнейших сведений справимся – и победим! Вы ж всё равно ничего не успели выкрасть! Всё у нас и всё в положенное время исполнится!
– А о себе подумал? Ведь не спустят с рук такое! Светлый помог бежать предателю! Вот уж будет рада её сиятельство!
– Ага, накажут, – согласился он. – Но могу ли я как Светлый, да и как дворянин, поступить иначе? Ладно, некогда уже беседовать. Ступайте!
Он резко выбросил вперёд руку, ввинтил её во тьму – и та расступилась, побеждённая розовым сиянием. Открылось в ней круглое, два аршина в поперечнике отверстие, и я, не тратя времени на прощание, нырнул туда.
Внутри Костины врата пахли скошенной травой, когда её сперва намочит быстрый ливень, а после высушит солнце. Интересные шутки выкидывает мой ум! Видать, с недосыпу.
Глава 5
На столе расположилась шахматная доска, торчало на ней несколько фигурок – видно, дядюшка только что разбирал какой-то этюд. Поднимался пар над стаканом чая… над единственным стаканом.
Восседая в чёрном своём кресле, дядюшка глядел на меня как на недораздавленную вошь. Мне же приходилось стоять перед ним чуть ли не навытяжку. Чем дальше, тем непонятнее, что вообще происходит. Когда на рассвете я из дома постучался к нему по Тихой Связи, дядя Яник велел немедля явиться в Контору. Тихая Связь не передаёт оттенки голоса, но мне всё же показалось, что был он весьма благодушен.
И вместо чая, вместо предложения партии – разнос. И разнос – это ещё мягко сказано. В какой-то миг мне показалось, что за окнами – январь прошлого года, петербургская метель, под ногами – шкура белого медведя, а напротив – истекающий ядом Харальд. Куда делся мой смешливый и снисходительный дядюшка? Напротив сидело распалённое злобой создание.
– Вот, значит, как, – выслушав мой рассказ, насмешливо протянул он. – Значит, с пустыми руками явился, драгоценный племянничек? И я слышу от тебя жалкий лепет про пытки, коими тебе грозили Светлые? И уж совсем невообразимую чушь про побег из подвала? Костенька, значит, подсобил? И ты надеялся, что я поверю? Молчи! Ты всё уже сказал, что мог! Теперь говорить буду я!
Тут же образовался у меня в горле кусок льда – я ещё кое-как мог дышать, но не то что на слова – даже на мычание стал не способен. Ну прямо как тогда, у Харальда на ковре!
Дядюшка досадливо отпихнул доску, вышел из-за стола и остановился передо мной. На лбу его вздулись вены, щёки побелели, а пальцы то сжимались в кулаки, то со щелчком разжимались.
– А вот как мне видится дело, Андрей Галактионович! С того злосчастного дня, как раскрыл тебе Отшельник подробности относительно посвящения твоего, затаил ты на меня злобу. Уж сколько ни втолковывал я тебе, что всё в итоге к пользе твоей обернулось, а ты не поверил. Во всех несчастьях своих меня виноватым назначил. Удивляюсь я, как это не додумался ты до того, что я и вора Емельку из грязи выдвинул и супротив дворянства направил? Всё ведь для того, племянничек, чтобы сиротой тебя сделать и чрез то верность себе, единственному родственнику, обеспечить.
А я даже не мог ответить, что вообще-то не единственный он. Есть же и казанская тётушка Ираида Власьевна с дядюшкой Парфёном Петровичем… и хоть неласково тогда, в семьдесят четвёртом, они меня приняли, а всё же похлопотали, чтобы зачислили сироту на казённый счёт в столичный Кадетский корпус… О Януарии же Аполлоновиче тогда ни слуху ни духу не было, а ведь никак не могла миновать его весть о несчастье, случившемся с племянницей его. И после, когда учился я, и когда молокососом из Корпуса в полк попал, никакого дядюшки ни вблизи, ни вдали не было.
Я не то что ответить не мог, я и тень свою не чуял, и даже дядюшкин цветок души померк – значит заклинил он мне всю магию… прямо как несколькими часами раньше графиня. Вот что мешает ему сейчас на мой цветок взглянуть и понять: чист я пред ним? Ну что за день такой безумный?
– Затаил ты злобу, – прохаживаясь по кабинету, вещал дядюшка. – Но не дурак, вызывать меня на поединок не стал, знаешь, чем бы закончилось. Вместо этого ждал подходящего случая, чтобы нагадить. И дождался! Я-то, старый дурень, открылся тебе душой, про заговор Светлых поведал, потому что верил – уж Андрюшка-то не продаст, уж на кого положиться, кроме как на него? А ты мигом смекнул, как это дело можно себе на пользу обратить… то есть во вред мне! Отказываться не стал, согласился помочь, согласился Россию спасти… а сам что? А сам побежал с доносом к её сиятельству, всё ей пересказал, что от меня услышал. После вместе придумали вы сказку про то, как попался ты в хранилище, как стращали тебя пытками! Уж не могли что поумнее придумать! Совсем, что ли, старуха Виктория спятила? Какие, к лешему, пытки? Да любой Светлый себя сто лет корить станет за одну только мысль такую, а ежели до дела доведёт, то сразу и развоплотится. Потому что натура у них такая! Химера разума, именуемая у них совестью, сковывает их души. Не могут они никого мучить! Непереносимо это для них, это им всё равно что человеку в котёл с крутым кипятком сигануть! И они сие прекрасно понимают. Вот представь – подвергли тебя пытке, вызнали, что хотели. А дальше? А дальше всем, кто знал о том, пришлось бы развоплотиться! И самой Виктории Евгеньевне, и Григорию Власьевичу, и Косте, и недорослям тем, которые тебя якобы в хранилище и сцапали! И когда? В тот час, когда настала пора государыню с трона скинуть, Россию железной рукой к счастию повести! Да ведь без её сиятельства ничего этого и не сбудется!
