Мальчик вздохнул, Даше все стало ясно.
– Видел? – хмуро спросила она.
– Нет. – Гоша опустил самокат, ведя его за руль, направился к лавке, на которой весь вечер промучилась Даша. Сел и спокойно посмотрел на нее.
– Ты хоть что-нибудь ел? – села рядом Даша.
– Пирожки. А что?
– Ничего. – Даша пожала плечами. – Твоя мама волнуется, что обед нетронут.
– Откуда ты знаешь?
– Слышала. Мама твоя какой-то соседке говорила. – Даша помолчала и неожиданно призналась: – Я весь день места себе не нахожу. Бросила тебя одного…
– Ничего, – успокоил Гоша. – Я не обиделся.
– Я же тебе говорила, что это пустое дело. Дядьку этого ты не найдешь, и искать его незачем. Глупо это, понимаешь?
– Мне все равно делать нечего. Какая разница, где кататься?
– Ты целый день катался по переулку?
– Угу.
– Ладно, завтра вместе пойдем, – обреченно вздохнула Даша. – Вот уволят меня, и будет это на твоей совести!
– Слушай, – заволновался Гоша, – тебе совсем не обязательно там торчать…
– Я сама знаю, что мне обязательно! – отрезала Даша. – Тебе домой не пора?
Гоша достал телефон, посмотрел время.
– Сейчас пойду. Я в девять обещал быть, а сейчас только без десяти.
– Позвони мне. – Даша достала свой телефон, продиктовала цифры.
Сосед набрал ее номер, Даша прервала вызов.
– Завтра пойдем пораньше, – решила она. – Часов в восемь. Нет, в полвосьмого. Проснешься?
– Конечно, – заверил Гоша.
– И если завтра мы того мужика не увидим, больше ты туда не сунешься! – строго потребовала Даша.
Мальчик подумал и кивнул.
– Идет.
Только поднявшись в квартиру, Даша почувствовала, как проголодалась. Готовить было лень, и она сжевала два бутерброда с колбасой, прикидывая, что бы такое соврать на работе, объясняя свое отсутствие.
24 июля, пятница
Подозревать Осокина Вадиму было стыдно. В общем-то, он Володю и не подозревал, просто хотел собрать всю возможную информацию. Так, на всякий случай. Знать бы еще, как ее собрать, информацию.
Про Володину жену он подумал ночью. Проснулся в полной темноте, прислушался к едва слышному Динкиному дыханию и неожиданно вспомнил высокую худощавую блондинку. Осокин развелся лет десять назад. Или больше? Время летит поразительно быстро, часто то, что случилось десять лет назад, кажется совсем недавним.
Жену Осокина звали Лелей. Она могла быть и Ольгой, и Еленой, и еще бог знает кем. Очень хотелось открыть Славин ноутбук, порыться в записной книжке, но он побоялся разбудить Дину. Полежал, тихо ворочаясь с боку на бок, и незаметно заснул.
Дина разбудила, уже одетая в светлую голубую блузку и с бирюзовым кольцом на пальце. Это кольцо он подарил ей на прошлый Новый год, специально заказал у давно знакомой ювелирши Юльки. С будущей ювелиршей он когда-то жил в соседних домах, а несколько лет назад случайно встретил ее в метро. Сначала давняя подруга делать кольцо напрочь отказалась. Я должна видеть твою девушку, твердила Юля. Я должна видеть, какие у нее руки. Я должна представлять ее образ. В какой-то степени Вадим ее понимал, но ему хотелось сделать Дине сюрприз, и он уломал ювелиршу.
Кольцо получилось замечательное, Вадим даже не ожидал от бывшей соседки такого мастерства. Дина ахнула, увидев кольцо, долго им любовалась, а носила редко – берегла.
– Я пошла. – Дина поцеловала его в небритую щеку, пахло от нее чем-то свежим, легким. Пациенты дарили ей духи постоянно, в ванной образовалась целая батарея флаконов. – Обед в холодильнике.
Он задержал ее руку, поцеловал пальцы.
Хлопнула дверь. Вадим неохотно выбрался из постели, зажег под чайником газ и, не особо на что-то надеясь, открыл Славин ноутбук.
Повезло, Ольгу Осокину в телефонном списке он нашел сразу. То ли она после развода не поменяла фамилию, то ли Слава записал ее для простоты под старой фамилией.
Телефон в списке значился городской и старый, без кода города. Вадим набрал номер с обоими московскими кодами и оба раза долго слушал длинные гудки.
На кухню он вернулся, когда чайник совсем выкипел. К счастью, не успел сгореть. Чайник Вадиму было бы жалко, на нем были изображены мелкие цветочки и какие-то козявки, и он очень нравился Дине.
Вадим снова налил в чайник воды, дождался, когда он закипит, заварил чай и медленно выпил.
Лелю Осокину он помнил и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что она много лет приходила с мужем на все Славины дни рождения, когда собирались только свои, близкие. А плохо, потому что на этих сборищах Леля в основном помалкивала и внимания к себе не привлекала.
Впервые Осокин пришел без Лели, когда они в семейном кругу отмечали не день рождения, а что-то еще. Точно, Вике тогда исполнилось восемнадцать, и Слава подарил ей первую машину. А на ресторане с приглашением Осокиных настояла мать, она любила рестораны.
– Ты почему один? – удивилась мать, когда вошел Осокин, он тогда немного опоздал.
– Мы разошлись, – объяснил Володя, усаживаясь.
– Славик, давай выйдем. – Мать еле вытерпела пять минут. – Я покурить хочу.
Слава поднялся сразу, чтобы мать не начала удовлетворять любопытство прямо за столом.
Вадим тогда вышел следом, ему действительно хотелось курить.
– Они правда разошлись? – не удивился Вадим, услышав голос матери.
– Правда, – усмехнулся Слава.
– Почему?
– Понятия не имею. – Слава достал сигареты, закурил. Мать переступала ногами, постукивая каблучками по асфальту.
– Ты не знаешь, из-за чего развелся твой друг? – поразилась она.
Вадим тогда в который раз осознал, что, мягко говоря, не уважает мать. И при этом, наверное, очень любит, иначе просто не мог бы ее выносить.
– Какая тебе разница? Ты собралась за Володю замуж? – усмехнулся в ответ Слава. Значит, не один Вадим понимал, что мать действительно решила рассматривать Осокина как возможный вариант.
На стоявшего рядом Вадима они не обращали никакого внимания.
Вадим тогда сломал сигарету, которую достал перед этим, и бросил в урну. Ему расхотелось курить, и он вернулся в зал.
За столом Осокин о чем-то шутил с Викой, и Вадим понял, что сестра тоже изнывает от любопытства. Ей хотелось знать подробности личной жизни Славиного компаньона не меньше, чем матери. С той только разницей, что сестра Володю как возможный шанс не рассматривала.
Вадим опять принялся звонить Ольге Осокиной, попеременно набирая оба городских кода, и глупо удивился, когда наконец услышал в трубке женский голос.
