— Ты должна помочь мне, милая. — Ее мать говорила так же тихо, как и она.
Теплота ее слов тронула Китти совершенно непривычным образом: как приятный массаж. Она не хотела себе в этом признаваться, но осознание того, что там, снаружи, есть кто-то, кто любит ее, беспокоится о ней и хочет ее вытащить отсюда, снимало часть того напряжения, от которого она страдала. Даже если это именно тот человек, с которым она хотела навсегда порвать.
— Как?
— Если я правильно тебя поняла, террорист перенес труп в техническое помещение.
— Да, в ZGR.
— Ты можешь туда зайти?
— Не знаю. У меня нет ключа.
— Можешь попытаться сделать это, не подвергая себя опасности?
Китти открыла одну створку дверцы и осторожно выглянула.
— Возможно. Когда он разговаривает по телефону, я в безопасности.
— Хорошо. Тогда я отвлеку его. Мне очень тяжело просить тебя об этом, маленькая моя. Но если ты увидишь безопасный шанс незаметно пройти в ZGR, то, пожалуйста, проберись туда.
— Зачем?
Она знала, что это возможно. После первого убийства Ян не запер дверь в техническое помещение.
— Ты должна проверить, действительно ли водитель UPS мертв.
— Я же ясно видела, как он его застрелил.
— Да, я тебе верю. Но иногда вещи выглядят иначе, чем кажутся кому-то на первый взгляд.
— Тот человек больше не двигался, мама. Он сунул его в мешок для трупов. Здесь лежат еще три мешка!
— Тем более важно, чтобы ты была осторожна.
30
Дизель несся по Кантштрассе в направлении здания суда. Если его сейчас засекут, то оштрафуют. Этого он не мог себе позволить. Да еще придется выложить дополнительный штраф за разговоры по мобильнику за рулем.
Что делать!
До того как он доберется до светло-голубого здания на Фридбергштрассе, ему обязательно нужно отделаться от Гетца.
— Почему вы все еще не на радио? — выпалил шеф команды вместо приветствия.
На заднем плане Дизель слышал звуки деловитой возни на командном пункте.
— А к чему такой тон, сокровище мое, мы ведь пока не женаты? — елейным голосом проворковал Дизель.
— Очень смешно. Послушайте. Совет насчет ярмарки дорогого стоил. Но сейчас, мне кажется, снова началось что-то важное. Здесь настоящий ад.
— Вопрос о музыке на радио. Мне тут кое-что пришло в голову.
— То, что вы крутите все время одно и то же?
— Да, именно поэтому я и хотел выйти.
— Это, наверное, шутка?
— Нет. Вы правы. Обычно мы повторяем один и тот же список. Но сегодня все иначе. Вы обратили внимание на песни за последний час?
— Нет. У меня вообще-то было чем заняться.
— Верю на слово. Но запросите эйрчек последнего часа.
— Эйр — что?
— Список.
Дизель добрался до Фридбергштрассе. Как всегда, в тупике не было места для парковки. Он просто поставил свою «таргу» у строительного контейнера во втором ряду и выпрыгнул из машины.
— Вы бы установили, что за последние часы звучат только те песни, которые мы в обычной обстановке никогда не поставили бы.
— Почему?
— Потому что они у нас получили негативную оценку. Слишком плохие. Слишком малоизвестные. Те, которые не хочет слушать наша целевая группа. Мы выуживаем по одной песне с помощью маркетинговых исследований. — Дизель вошел через открытую дверь в вестибюль здания.
У почтовых ящиков стояла пожилая дама в блестящих лакированных туфельках. Она с трудом пыталась дрожащими пальцами выловить почту из проржавевшего почтового ящика. Одно письмо уже упало на пол. Дизель поднял его, и она благодарно ему улыбнулась.
Потом он двинулся дальше по направлению к заднему двору.
— Все, что звучало в последние полчаса, не стоит ни в каком списке. — Дизель переступил порог прохладного флигеля и начал подниматься по лестнице. Отыскать квартиру Леони не составляло труда. Во время полетов у Хабихта работало радио, а после того как Ян назвал улицу, а потом описал голубой дом, Дизель знал, о чем идет речь. В конце концов, он ведь знал этот район. Здесь, за углом, он рос.
Леони Грегор. Ее имя все еще значилось на табличке у звонка.
— И что все это должно означать, Шерлок? — Голос Гетца звучал все более раздраженно, но Дизель медлил с ответом. Сейчас он удивлялся тому, что дверь только прикрыта. — Алло? Я с вами говорю.
Дизель осторожно толкнул дверь и, поколебавшись, зашел. Он сразу же почувствовал запах. Но, несмотря на это, снова сосредоточился на разговоре.
— Мне кажется, песни — это намек. Возьмем, к примеру, песню сестер Следж We are family
[22] или We belong together
[23] Мэрайи Кэрри — названия, которые Маркус Тимбер при нормальных обстоятельствах никогда не допустил бы в своем шоу. Разве только для этого были основания. Предположим, Тимбер имеет возможность утверждать музыкальный план, что тогда бросается в глаза?
— Тексты похожи.
— Clever and smart,
[24] господин коллега.
Дизель огляделся и медленно двинулся через все помещения маленькой квартирки.
— В свободном переводе речь идет о том, что все мы — большая семья, в которой все друг друга знают и составляют единое целое. Понимаете? Но дальше больше. Позже идет Little Lies
[25] Флитвуда Мака, а потом Simply Red с Fake.
[26] Что маэстро хочет этим сказать? Совершенно ясно, — сам себе ответил Дизель, — все, что происходит в студии, — надувательство. Они знакомы.
— Возможно, — тихо произнес Гетц, потом на линии что-то щелкнуло. — Минутку…
Фоновые шумы стали громче, и Гетц явно продолжал отдавать распоряжения. Вероятно, он потребовал список тех песен, которые исполнялись в последнее время, но его подчиненный, кажется, не сразу его понял. Пауза несколько затянулась, и Дизель воспользовался этим, чтобы оглядеться. Он не мог вспомнить, когда стоял в такой пустой квартире.
Здесь не было ничего. Никакой мебели. Никакого оборудования на кухне и в ванной. Ни мойки, ни ванной, ни душа, ни туалета. Не было дверей и ковров на стенах. Совсем ничего! К тому же пахло так, будто здесь несколько секунд назад прошел чемпионат мира по дезинфекции. Сами категоричные рекламные фразы вроде «клинически чисто» или «стопроцентно стерильно» казались здесь сильным приуменьшением.
