– Хорошо, я надену один свой старенький костюм, – покорно согласилась она, но при этом посмотрела так, словно хотела сказать: «Какая разница, в чем я буду?»
В субботу, 10 июня, Линда Николаевна приехала в Москву и все сделала так, как велел ее повелитель. И все получилось так, как он описывал, кроме одного. Она ожидала увидеть дипломата с каким-нибудь холеным большим псом вроде дога или добермана-пинчера, а он вышел из машины с таксой на руках. Правда, такса была холеная, но, когда дипломат поставил ее на тротуар и пошел к пустырю, это выглядело немножко несолидно. Но зато очень естественно для дела, которое тут совершалось: заботливый хозяин прогуливает свою собачку.
Дипломат поднял с земли оставленную Линдой Николаевной пустую сигаретную коробку, погулял с таксой на поводке по пустырю минуты три. Линда Николаевна издалека наблюдала за ним, пока он не сел в машину, и тем нарушила данную ей инструкцию, но это было пустячное нарушение.
Вернувшись домой, она отчиталась перед Брокманом и, отдавая бумажку с телефонами, сказала:
– Между прочим, я их прекрасно запомнила.
– Тем лучше, – сказал Брокман. – Постарайтесь не забыть, они вам еще пригодятся.
Прошла неделя, и в следующую субботу Линда Николаевна снова поехала в Москву, но не для того, чтобы оставить или взять какое-то послание, а лишь позвонить по тому же телефону. На сей раз была небольшая вариация. Раньше она спрашивала: «Я набрала два девять один сорок три тринадцать?» Ей ответил мужской голос: «Нет, последние цифры – тридцать один». Сейчас ее последними цифрами пароля были тридцать один, а ответными – тринадцать. А дальше Брокман велел сказать: «Извините, пожалуйста» – и запомнить слово в слово, что будет сказано ей в ответ.
Она услышала в трубке уже знакомый голос, обладатель которого после обмена паролями сказал: «Ничего, со всяким бывает».
Когда Линда Николаевна передала Брокману эти слова, он заметно повеселел. Это, в свою очередь, обрадовало ее, потому что со дня возвращения из города К. ее обожаемый жилец выглядел весьма сурово, что создавало в доме неуютную атмосферу.
Через три дня Линда Николаевна снова отправилась в Москву звонить по тому же телефону. Условия оставались те же, что в первый раз, с одной разницей: на ее вопрос о набранном телефоне ей должны ответить не «тридцать один» и не «тринадцать», а назвать совсем другие цифры. Какие именно – Брокман не знал. Он сказал, что могут сказать любое число, даже трехзначное.
– Учтите, – прибавил он, – за этими цифрами вы теперь едете. Зарубите их себе на носу. Не расслышите – переспросите. И больше никаких разговоров.
По поводу «зарубите на носу» она смертельно обиделась бы на кого угодно, а на своего жильца обижаться не могла.
Она съездила в Москву и привезла для Брокмана цифры 67. Это было в среду, 21 июня. А в пятницу – новое задание.
Утром за завтраком Брокман спросил:
– Сколько в Москве почтовых отделений, как по-вашему?
– Понятия не имею. Может, триста, может, пятьсот. – Она не понимала, почему это его интересует, но тут же все объяснилось.
– А где находится шестьдесят седьмое?
– Я же не в Москве живу. Да и никто из москвичей, кроме почтовых работников, таких вещей тоже не знает.
– Ну, это неважно. Спросите в справочном бюро.
Линда Николаевна, конечно, сразу связала это почтовое отделение с цифрами, привезенными ею из Москвы, и ждала, что будет дальше.
Брокман допил свой кофе и сказал:
– Завтра поедете в Москву. В шестьдесят седьмом почтовом отделении на ваше имя до востребования будет письмо или открытка. Надо получить. Для этого требуется документ?
– Конечно.
Почтовое отделение № 67 оказалось близко от Курского вокзала – в доме № 29 по улице Чкалова. Действительно, на имя Л. Н. Стачевской там лежала открытка. В ней было написано: «Дорогая Л. Н.! Буду в столице проездом 1 июля всего на два дня. Мне нужен коричневый плащ или зонт (желательно японский, автоматический), а времени для покупок не будет. Если не трудно, купите для меня. Сообщите, когда можно встретиться. Заранее благодарен. Ваш Н. А. Воробьев».
(Тут авторы считают своим долгом напомнить читателям о сделанном в самом начале предупреждении насчет того, что среди участников этой истории очень много людей с птичьими фамилиями. Вот и еще одна, но это уже последняя.)
Вполне безобидная открытка, и содержание самое банальное. Но Линда Николаевна понимала, что в ней заключены важные сведения, имеющие прямое отношение к какой-то операции, в которой она сама пока участвует в качестве простого курьера. Это слегка ущемляло ее самолюбие, ей хотелось большего. Вероятно, Брокман каким-то образом сумел почувствовать ее недовольство и счел, что злоупотребляет своей властью, так часто используя старого человека на побегушках, поэтому, прочитав открытку, он сказал:
– Вы извините, Линда Николаевна, вам из-за меня приходится по жаре мотаться…
– Не переживайте, не развалюсь. Мне это на пользу…
До 30 июня Линда Николаевна сидела дома, а в тот день Брокман продиктовал открытку, которую просил бросить в почтовый ящик, но не здесь, а опять-таки в Москве. Она заложила открытку в книгу, которую взяла на дорогу.
Открытка содержала такой текст:
«Дорогой Н. А.! Вашу открытку получила. Просимых вещей не покупала, купим вместе, я вам помогу. Встретимся в час дня». И подпись: Л. С.
Адрес на открытке: «Москва, 167 почтовое отделение, до востребования, Воробьеву Н. А.».
Линда Николаевна порадовалась собственной сообразительности, когда поняла, что услышанное ею по телефону число 67 сообщило ее жильцу не только номер почтового отделения, где следует получить корреспонденцию, но и номер того отделения, куда надо послать ответную открытку. Простым добавлением единицы количество информации удваивается. Интересно, как расшифровываются другие числа и слова открытки? Линда Николаевна надеялась, что и это ей со временем станет ясно.
Открытку она бросила в почтовый ящик на площади у Курского вокзала.
4 июля 1972 года, во вторник, в почтовое отделение № 167, находящееся в доме № 56 на Ленинградском проспекте, зашел утром мужчина лет сорока, среднего роста, неприметной наружности. Предъявив в окно выдачи корреспонденции паспорт на имя Воробьева, он получил открытку и направился к станции метро «Аэропорт», но уехать на метро ему было не суждено: у дома № 60 его остановил, козырнув, молодой человек в милицейской форме с лейтенантскими погонами.
– Прошу предъявить документы.
Воробьев этого не ожидал и на минуту растерялся. Машинально достал паспорт, в который была вложена открытка, протянул его лейтенанту, но в последнее мгновение выдернул открытку.
Лейтенант долго рассматривал паспорт. Наконец спокойно сказал:
– Карточка переклеена, гражданин Воробьев.
