– Не орите, молодой человек, – попросил Александр. – Спокойнее.
– Вы ездили за пробами земли? – спросил Александр.
– Да.
– Вы вор?
– Да.
– У вас есть жена?
– Нет.
– Леонид Круг получил телеграмму в доме отдыха?
– Да.
– Дембович познакомился с вами в ресторане?
– Да.
– Вы сегодня завтракали?
– Да.
– Вы рассчитывали попасть за границу?
– Нет.
Врач поднялся из-за стола и опять выпустил воздух из трубки, вероятно, чтобы дать руке отдохнуть, потому что рука от локтя до ногтей онемела и сделалась синюшного цвета.
Вторая серия кончилась, и теперь уже можно было разглядеть определенную систему. Рядом с безобидными вопросами, ответ на которые им заранее известен – ведь Павел дважды давал письменные показания, – ставился вопрос по существу. Лживые «да» и «нет» будут на миллиметровке отличаться от правдивых.
Врач накачал воздух в трубку. Значит, будет еще одна серия. В кабинете стало душно.
– Вас зовут Павел?
– Да.
– Вы Матвеев?
– Да.
– Вы умеете стрелять из пистолета?
– Нет.
– Вы чекист?
– Нет.
Павел смотрел на дымчатые стекла очков сидящего перед ним врача и начинал испытывать раздражение. Свет яркого плафона отражался в очках двумя яркими бликами, резал глаза, хотелось увернуться в сторону, как от слепящего солнечного зайчика. Глаз врача не было видно.
– Sprechen Sie deutsch?
– Нет.
Себастьян выключил аппарат.
– Почему вы отвечаете, если не говорите по-немецки?
Павел устало улыбнулся.
– Это выражение я понимаю. Я уже говорил: в школе проходил немецкий.
Врач ослабил трубку на руке, снял зажим.
– Поднимите руку вверх, – сказал он, – пошевелите пальцами.
За окнами шумел дождь. Стоило Павлу прислушаться к этому ровному шуму, и все происходящее представилось ему чем-то неестественным, не имеющим никакого смысла. Хотелось сбросить с себя эти сковывающие провода и сказать громко: «Довольно ваньку валять, пижоны!» Если б это была только игра…
Приступили к четвертой серии. Она заняла меньше времени, чем предыдущая.
После перерыва была пятая серия. Все вопросы оказались пустыми, кроме одного. Себастьян опять спросил, не коммунист ли Павел.
Когда врач распахнул шторы, дождь еще продолжался, но стало заметно светлее. Тучи сваливались на юг, оставляя после себя редкие темные космы, которые быстро растворялись в молочно-белых легких облаках.
Александр взглянул на свои часы, и Павел успел увидеть, что было уже четыре.
Себастьян ушел не попрощавшись, а толстяк позвонил по телефону насчет автомобиля.
– Поедем, отвезу вас домой. – В его тоне, когда он обращался к Павлу, совсем не было недоброжелательства. Даже трехчасовая вахта у детектора не испортила ему настроения.
Обратно ехали молча. Только раз Александр пожаловался, что страшно проголодался.
…Леонид Круг давно пообедал, но против обыкновения не спал. Видно, ждал возвращения Павла.
– Допрашивали? – спросил он, когда Павел устало опустился на свое кресло-кровать.
– Угу.
– Детектор?
– Угу.
– Похоже на то, как я говорил?
– Похоже. Но только намного хуже.
Павел сидел, глядя на свои сложенные в пригоршню ладони. Они высохли, и на коже был виден белый налет. Он лизнул правую ладонь, сплюнул, выругался.
– Соль, что ли? Фу, гадость. – Вытер ладони о брюки, стряхнул с брюк белую пыль.
Круга интересовало только то, что касалось переправы. Павел успокоил его:
– Насчет той ночи было несколько вопросов. Отвечал как договорились.
– Иди пообедай.
Но есть Павлу не хотелось.
– Давай лучше поспим, – сказал он.
Сняв туфли и брюки, Павел лег, укрылся простыней. Круг не успел докурить свою сигарету, а Павел уже храпел – он действительно чувствовал себя очень уставшим.
Глава 8
Музыкальная шкатулка
На следующий день приехал Виктор Круг. Павлу бросилось в глаза, что старший брат выглядит сегодня как будто моложе меньшого. И голос вроде бы помолодел, стал как-то бодрее, громче. По обычаю, Павел оставил братьев вдвоем. Спускаясь вниз, он подумал, что, может быть, Виктор привез какие-нибудь вести о результатах вчерашнего допроса. Конечно, наивно было бы рассчитывать, что расшифрованные показания детектора станут достоянием большого количества людей, но Виктор-то должен был поинтересоваться, тем более что часть показаний имеет прямое отношение к его родному брату.
Виктор пробыл недолго. Когда его машина отъехала, Павел заставил себя побродить по саду еще немного, а потом поднялся на второй этаж. Леонид, можно сказать, сиял и светился. Должно быть, старший брат передал ему свое бодрое настроение как эстафетную палочку. Павел подумал, что было бы неплохо, если б братья и его включили в свою команду.
В последние дни Леонид частенько жаловался, что у него сильно чешется левая нога, и эти жалобы звучали жизнерадостно – раз чешется, значит, дело пошло на поправку. Но Павел про себя отметил, что гораздо больше у Леонида стал чесаться язык. И немудрено: тринадцать лет вынужденного затворничества когда-нибудь должны же вызвать реакцию. Самое важное известие, услышанное Павлом за все это время, касалось Себастьяна. Леонид под большим секретом сообщил, что Себастьян и еще два сотрудника этого разведцентра – американцы. Себастьян здесь в качестве советника, но фактически второй хозяин…
Можно было не сомневаться, что Круг и сейчас выложит все, что узнал от брата. И даже не понадобится вызывать его на откровенность. Едва Павел вошел, Леонид начал рассказывать новости.
Как стало известно Виктору, показания Павла в части, касающейся их обоих, признаны правдивыми. Насчет остального Виктор ничего не сказал. Но и это уже много. Значит, детектор можно одурачить. И вообще, кажется, этот аппарат бывает не мудрее обыкновенной кофейной мельницы, когда натыкается на твердого человека.
Еще Леонид сообщил, что от парня, который организовал его переправу, больше не было ни одной вести. У Виктора из-за этого возникли неприятности, потому что отец того парня, упрямый старик, считает Виктора виновным в провале сына. Но теперь все в полном порядке. Старика поставили на место, и он утихомирился.
Павел за неимением других занятий давно начал изучать Леонида. Ему доставляло удовольствие предугадывать реакцию своего подопытного на те или иные явления их не слишком-то богатой событиями жизни. Когда Павел ошибался, он склонен был считать Круга личностью не совсем пошлой. В таких случаях Кругу нельзя было отказать ни в уме, ни в душевной оригинальности. Но бывали моменты, когда он казался Павлу циничным и примитивным. И Павлу становилось тоскливо и противно от мысли, что приходится делить судьбу, хотя и поневоле и, конечно, временно, с подобной скотиной. Так было сейчас. А Леонид, как на грех, жаждал братского общения.
