– Скажи, а почему другие драконы возбудились? Почему они так ревели?
– Я их заставил! – Красный моргнул, и Адрусу в его голосе послышалась насмешка. – Потому они меня и не любят! Я могу наслать на них грусть, могу радость, могу горе – и они ничего не могут сделать! А вот разговаривать с ними не могу… только слышать. Только слышать! Только с тобой могу говорить, только с тобой! Не уходи от меня больше, ладно? Знаешь, как тоскливо одному? Знаешь, что такое лежать и думать – за что я так наказан судьбой? За что мне такая беда?!
– Знаю… – горько бросил Адрус, потом встал и сел рядом с драконом. – Я постараюсь, чтобы ты был не один, не бойся! Мы вдвоем! Нет, мы втроем! Когда-нибудь ты встретишься с Рагхом, ты ему понравишься! И он тебе, уверен! Он хороший! Как и ты…
Адрус попытался обнять дракона за шею, но она была такой необъятной, такой огромной, что руки не сомкнулись. Дракон фыркнул, оскалился в страшноватой улыбке и, высунув длинный, раздвоенный язык, лизнул человека через все лицо, оставив на нем полосу липкой слюны, пахнущей протухшим мясом. Адрус хихикнул, выругался и, стукнув Красного по морде кулаком, заскочил ему на загривок, крикнув:
– Полетели! Мой верный крылатый конь, вперед, в небо!
Дракон взревел, захлопал крыльями, поднимая вихри песка и соломинок, оторвался от земли и неловко, тяжело полетел, набирая высоту, под потолок. В стойле было тесно, но, если постараться, можно было летать по кругу, что Красный и делал постоянно, когда ему надоедало лежать и сидеть.
Летать было здорово, хотя и немного страшно – у дракониров для полетов специальные сбруи, а тут – только драконий гребень и скользкая чешуя, едва ли не такая же скользкая, как лед или намыленный камень.
В конце концов Адрус все-таки свалился, но дракон каким-то немыслимым образом ухватил его поперек туловища, почти даже не оцарапав кожи, и продолжил свой безумный полет, фыркая и рыча от удовольствия.
Адрус тоже хихикал – впервые за последние месяцы, впервые после того, как он снова стал Зверем и Демоном. Ему так не хватало существа, которому он мог бы верить, и вот… наверное… он его обрел. Разве это не повод порадоваться?
Хотя бы несколько коротких минут…
Глава 8
После сумрака и тьмы стойла яркий свет ударил в глаза, тут же заслезившиеся, будто в них кто-то кинул добрую горсть пряных приправ. Кстати, хороший способ лишить противника зрения, а также сбить со следа собак. Всегда нужно иметь в запасе мешочек с пряностями – и суп сварить, и собачек со следа сбить. Каждый Мастер Смерти владеет десятками способов бороться со своими преследователями, ведь главное для мастера – сделать свое черное дело и уйти от справедливого наказания. Или несправедливого наказания – это уж с какой стороны посмотреть.
Наказания Адрус не ожидал, но опасения были – как его встретят снаружи? Неделю он провел в стойле Красного, не выходя оттуда ни на минуту, объясняя, что для наилучшего самочувствия дракона нужно находиться рядом постоянно, днем и ночью. В какой-то мере это было правдой – Красный не желал расставаться со своим новообретенным другом и «переводчиком», угрожая, что, если Адрус его покинет, он взбунтует всех драконов. Но, кроме всего прочего, была и еще причина – Адрус никого не хотел видеть, ни «товарищей», ни командование – никого из людей. После того как к нему вернулась память, он снова стал прежним Зверем – осторожным, жестким, как скала, недоверчивым, как настоящий зверь. И не было в его душе любви к людям. Совсем не было. Верить им нельзя. Любить их – невозможно. Только использовать или… убивать. И лучше – второе. Так вернее.
Если бы Адрус мог, как бог, щелкнуть пальцами, чтобы после этого все люди на данном материке умерли, он бы это сделал, не задумываясь ни на секунду. Женщины? Дети? Жалко? У демонов, вероятно, тоже есть дети. Но такие дети тоже демоны, и когда они вырастут, будут поедать души людей. А вот эти «демоны» съели души родителей Адруса, уничтожили его жизнь, уничтожили тысячи, сотни тысяч жизней, так почему он должен их жалеть? Думать о них?
Адрус не был богом. Все, что он умел, – убивать так, как его научили. Против воли Адруса научили… на свою беду. А потом заставили вспомнить все, что он постарался забыть. Если бы его не трогали, он навсегда остался бы добрым, отзывчивым Щенком! Но нет – им надо было снова изуродовать его жизнь, его тело, надо было пробудить в нем Зверя! Ну вот теперь и получите то, чего добивались. Не именно эти люди добивались? Другие? Случайно получилось? А кого это волнует? Только не Зверя. Его отучили волноваться. Тот, кто волнуется, может промахнуться и не убить наверняка. Зверь не может себе позволить волноваться.
Первое, что сделал после выхода из стойла, – отправился на прием к сотнику драконопасов. Тот уже знал, что Адрус вышел от Красного, что его уже ждут в другом месте, и, когда драконопас вошел в кабинет, махнул рукой:
– Все, все – вали отсюда! Иди к драконирам! Теперь ты не мой! Документы уже перенесли, там тебя ждут, все объяснят. Теперь ты мне не подчиняешься.
Сотник опустил взгляд к бумагам и, только когда Адрус уже выходил из кабинета, бросил вслед со странным оттенком в голосе:
– Все-таки ты с ним сладил. Ты знаешь, а я рад! Хорошо, что так вышло. Надеюсь, что у вас с Красным теперь все будет хорошо. Его хотели сразу убить, но я не дал, знал, чувствовал, что этого нельзя делать! Ну вот теперь… иди, удачи тебе, драконир Агрус Симгс!
Адрус отсалютовал и, не оглядываясь, пошел к своей новой судьбе.
В канцелярии дракониров его на самом деле ждали. Молодой писарь с любопытством рассматривал Адруса, когда тот не видел, и прятал взгляд, если новый драконир обращал взор на канцелярскую крысу. Впрочем, ничего, кроме доброжелательного любопытства, Адрус не ощутил – парень общался уважительно, подчеркнуто вежливо и на любые вопросы давал исчерпывающий ответ.
Через полчаса Адрус имел достаточное представление о своей новой работе и, главное, – о тех преимуществах, что она предоставляет дракониру. Начать только с жалованья – оно было в три раза больше, чем у драконопаса, и через год увеличится на двадцать пять процентов – если, конечно, драконир не совершит каких-либо проступков, после которых может отправиться под суд. Но даже тогда драконир не теряет свое начальное жалованье и продолжает служить на прежнем месте.
Писарь рассказал, само собой, не все, но дал понять, что дракониру прощается очень многое, практически все – за исключением покушений на трон, участия в заговорах и совсем уж гадких преступлений – вроде беспричинного массового убийства мирных граждан королевства и чего-то подобного каннибализму. Да и то – если драконир докажет, что массовое убийство было совершенно необходимо, а каннибализм был лишь средством поддержания жизни дракона и его самого, – простят и даже не накажут. Только отсутствие верности правящему императору могло привести драконира на плаху. Но подобного еще ни разу не было на памяти обозримых поколений людей. Слово «драконир» было синонимом слова «верность». И Адрус догадывался – почему. Это были те же Псы – обряд верности делал из них самых верных трону людей, дракониры физически не могли изменить своему королю. В отличие от Адруса…
