– Прекрасный закон, – сказала Ингрид.
– Прекрасный, – согласился он. – Но как только в Средней Азии советская власть создала условия для нормальной жизни и даже процветания, там начался демографический бум. Практически все женщины там стали матерями-героинями вовсе не потому, что стремились ими стать, а просто рожают столько, сколько рожается, так как аборты в исламе запрещены.
– А в Прибалтике, – сказал я, – наверное, ни одной матери-героини так и не появилось?.. Да и в России это была редкость уже тогда.
Ингрид потемнела, спросила враждебно:
– Значит, все денежные пособия уходили в Таджикистан?
– И в остальные среднеазиатские, – подтвердил он. – Деньги деньгами, но там пришлось развернуть грандиозное строительство детских садиков, школ, детских больниц… Но встревожило власти не это. Власть на то и власть, что обязана смотреть в будущее. На тот момент, когда было в глубочайшей тайне принято решение начать подготовку к роспуску СССР, доля мусульман в СССР была равна сорока двум процентам.
– Ого, – сказала Ингрид.
Глава 14
Я промолчал, уже посмотрел в инете и даже знаю, что Стельмах скажет дальше.
– Но на тот момент, – сказал он, – когда мы начали действовать, доля мусульман уже стала равна сорока восьми процентам!.. Пока сорока восьми, да, но мы-то знали о той хитрости, которую применяли переписчики и о которой умалчивали в официальной статистике.
– Какой?
– Дело в том, что браки между мусульманином и русской были нормальным явлением, как и между русским и мусульманкой. Так вот их дети всегда в свидетельство о рождении записывались русскими по национальности!.. А вы понимаете, что в реальности вырастали фифти-фифти. Потому близок был тот день, когда во главе Советского Союза вполне легальным способом мог стать мусульманин. А это означало законы шариата не только в России, но и по всему пространству, куда дотягивалось влияние СССР…
Ингрид, уже чуточку побледневшая, шумно выдохнула.
– Фух… в самом деле избежали большой беды.
Он сказал мирно:
– Я уважаю мусульман, а Коран прочел несколько раз, это в самом деле книга мудрости, но… пусть мусульмане будут нам братьями, а не господами.
Ингрид потрясла головой.
– Даже не представляла, какая беда грозила, если бы не распустили СССР…
Я подумал, поинтересовался:
– Думаю, тогда же продумали и насчет открытых границ с теми же среднеазиатскими республиками? Со времен отделения уже не республиками, а государствами?
Он кивнул.
– Продумали и много раз просчитали. Во всех вариантах, от самого легкого до тяжелого. И как видите, теперь все проще. Они приезжают, работают на стройках и прокладке дорог, а на зиму уезжают, оставляя целые кварталы выстроенных домов. Увозят с собой сотни миллионов заработанных долларов, об этом все здесь помнят, но оставляют выстроенного жилья и дорог на миллиарды долларов!.. Об этом забывают. От таких гастарбайтеров не просто прибыль, а высокая прибыль!.. К тому же теперь не строим там у них за счет России, как было раньше, заводы и фабрики по переработке хлопка и прочего, что у них есть, не выплачиваем пособия многодетным матерям, что раньше почти целиком уходили в Среднюю Азию! Не строим там школы и детские сады, пусть строят теперь все сами… В общем, те реки золота, что текли в республики, хоть на юг, хоть на восток или запад, были повернуты в сторону вконец обнищавшей России. А она громадная, чтобы ее поднять, за год-два не управиться.
Ингрид буркнула:
– Да, это не Прибалтика. Европа бросила ей со стола небольшой кусок, и вот все прибалты сразу миллионеры!
Он кивнул.
– Совершенно верно. Но теперь и Прибалтика, хоть и живет практически на подачки Евросоюза, так как она и в нем, и в НАТО, но все равно беднеет день ото дня. Потеря России для всех оказалась катастрофой.
Он поднялся, мы тоже вскочили, он сказал почти отечески:
– Доброй ночи!.. рекомендую заглянуть в теплицу, если вы в ней еще не были. Там такой зимний сад… говорят, красиво.
Ингрид спросила:
– А вам нравится?
Он кивнул.
– Да. Я два раза заходил. Э-э… мило.
Наш человек, сказал я мысленно, а Стельмах взглянул на меня смеющимися глазами, один доктор наук понял другого доктора.
В нашем гостевом домике Ингрид бросилась на диван, вся в растрепанных чувствах, перебирает сказанное Стельмахом, ужасается с настоящей женской экспрессией, а я вот уж холоднокровное животное, точно ученый, перебрал все доводы «за» и «против», сказал с некоторым равнодушием:
– Ну узнали мы всю правду… и что? Что с нею делать? Мир принял ту легенду, которую КГБ распространил. И, уверен полностью… ну, почти… сделал умно и милосердно. Брошенные Россией республики ликующе начали строить свою государственность, абсолютно уверенные, что вот теперь-то заживут, как в раю!.. Они и сейчас, хоть рая и не получилось, свято уверены, что это они добились независимости от проклятой России, угнетавшей их гордый дух и свободы. Так зачем ворошить прошлое… Нет, скажу точнее, зачем бередить раны?
Она возразила с достоинством:
– Но чтобы все узнали правду! Разве правда не важнее всего?
– А ложь во спасение? – спросил я. – Правда чаще всего губительна. Вся цивилизация построена на лжи, без нее превратимся снова в озлобленных питекантропов. Со лжи начинаем утро, когда говорим проснувшейся женщине, что без макияжа выглядит еще свежее и моложе, и заканчиваем у постели умирающего бодрым уверением, что он уже начинает поправляться!
Она сказала сердито:
– Ну, знаешь ли…
– Такая правда, – ответил я, – не просто может навредить, она точно навредит. Всем навредит! И России, и всем связям с другими странами. Во-первых, все бывшие республики, а теперь независимые страны, поймут наконец, что их требования независимости использовали против них же, использовали с блеском!.. Как они поступят? Еще больше озлобятся против России! Нам это нужно? Всего лишь ради мальчишечьего хвастовства?
Она спросила враждебно:
– Так ты что… принял какое-то решение?
– Во мне сейчас два человека, – ответил я честно. – Один жаждет заорать всему миру, что никто нас не победил, мы сами распустили СССР, потому что коммунизм можно и нужно строить только сразу во всем мире…
– Ну?
– Это даст удовлетворение, – согласился я, – мне и еще ста миллионам жителей России, но остальной мир обидится.
– Ну-ну? А второй?
– Второй человек, – ответил я, – спрашивает меня, стоит ли такое детское ликование возможного ухудшения отношений с рядом стран? И настороженностью к России со стороны дальних стран?