С той стороны кучи хвороста вход со ступеньками из досок, двадцать две, а в самом низу вход в просторный блиндаж, что вообще-то не столько огневая точка, сколько небольшой командный пункт.
В центре самодельный стол, несколько табуреток, вдоль земляных стен, укрепленных досками, настоящие электрические лампочки.
– Садитесь, – пригласил он, – могу угостить кофе. У местных свои рецепты…
– Не откажемся, – ответил я. – Моя соратница обожает путешествовать по диким местам Забайкалья.
Ингрид уточнила надменно:
– Здесь не Забайкалье!
Я отмахнулся.
– Да ладно, Забайкалье везде, начиная с Подмосковья… Кстати, майор, вы здорово мимикрируете под местного.
Левченко ответил с долей плохо скрытого хвастовства:
– Я прекрасно владею арабским, знаю все течения в исламе и могу цитировать Коран с любого места. Так что да, могу мимикрировать и на уровне повыше.
– Ого! – сказал я, и Ингрид покачала головой.
– Я был завербован для работы в ГРУ, – сообщил он, – с третьего курса арабистики МГУ. Доктором не стал, но закончить успел с отличием.
В блиндаж спустился солдат с автоматом через плечо, большим кофейником в одной руке и тремя крохотными чашками в другой.
Мы молча смотрели, как он расставил чашки, наполнил черной ароматной жидкостью, запах приятно защекотал ноздри, Левченко кивнул, и солдат ушел, оставив кофейник на столе.
– Итак, – поинтересовался Левченко, – с чем вас прислали?
Он покосился на Ингрид, она медленно пьет кофе, стараясь не привлекать к себе внимания, слушает, а я сказал легко:
– Мы явились с тем, что вы отдаете нам гражданку Абигель Сенченко, а сами являетесь в ГРУ с повинной. Но если хотите, можете по дороге убиться о дерево.
Он засмеялся.
– Да, интересный вариант. Особенно когда это из ГРУ и пришел приказ временно интернировать эту гражданку.
– Интересный, – согласился я. – Особенно учитывая, что ГРУ уже выслал сюда отряд спецназа для ее освобождения. Думаю, при некоторых щекотливых обстоятельствах они постараются пленных не брать.
Он посмотрел на меня очень внимательно.
– А вы не врете. Вы в самом деле уверены, что тот отряд спецназа послан не тем же человеком, который распорядился временно изолировать гражданку Сенченко?
Я подумал, кивнул.
– Да.
– Интересно, – сказал он задумчиво. – Странно все это. Иногда кажется, что те, кто отдает нам приказ сверху, не умнее моего сержанта. Но проходит время, и вижу, что заглядывают далеко вперед… Позвольте, я вам подолью кофейку…
Он взялся за кучку кофейника, Ингрид проронила с небрежностью:
– У мужчин должны быть чашки побольше.
Левченко ухмыльнулся, я пояснил:
– На Востоке даже в большие чашки чай или кофе наливают на донышко, чтобы постоянно подливать гостю горячий. Заодно ненавязчиво демонстрируя ему свое уважение.
Она промолчала, пристыженная, Левченко взглянул на меня, кивнул.
– Да, а вот вы знаете местные обычаи. Сахару?.. Говорите, а то сам что-то торможу, голова не выносит этого южного солнца. Вчера вообще перегрелся… Нет-нет, вы не то подумали, вижу по глазам. Ничего спиртного… Мы здесь тоже по законам шариата. Если бы можно было ввести шариат не целиком, а отдельными статьями, я бы ввел его еще вчера!
Сверху по ступенькам быстро простучал подошвами худой и жутко жилистый боевик с такими же орлиными глазами, как у Ингрид и его командира.
Левченко повернулся к нему, тот бросил выпрямленную ладонь к виску и четко отрапортовал:
– Все осмотрено!.. Никаких следов.
– Хорошо, – ответил Левченко. – Возвращайся на пост.
Боевик выбежал, а Левченко повернулся к нам и посмотрел чуть более мирным взглядом.
– А что случилось? – спросил я. – Вижу, это касается нас.
– Предполагая, – ответил он, – что с вами будет послано подкрепление, наши группы захвата прочесали там всю местность.
Ингрид обронила небрежно:
– Это предполагалось.
Он посмотрел на нее с чуть большим интересом.
– Увы, никого не обнаружили. Даже следов. Это значит…
Я покачал головой.
– Ах, вот вы о чем. Да, нам предлагали некоторый эскорт. Но я решительно воспротивился. Я же переговорщик, а не специалист по вызволению заложниц!.. Если не договоримся сейчас, я возвращаюсь в свой институт к своим замечательным мышкам, с помощью которых вот-вот откроем… точнее, создадим простое и дешевое средство от рака… Вижу, вам это не интересно, а мне ну совсем не интересно то, чем вы занимаетесь. Я не имею в виду конкретно вас, а вообще и ваших противников тоже..
– Вас отправлял Поддубецкий? – спросил он. – Он настойчив. Мог бы послать за вами и скрытно. Но если они прибыли бы на другой машине, здесь их выдаст длинный пыльный след, что висит в воздухе часами… Тем более увидим вертолет.
Я заканчивал вторую чашечку, Левченко заботливо подлил еще, Ингрид жестом отказалась.
Наверху зашелестело, в бункер спустился еще один из офицеров, немолодой, тертый, сразу окинул нас быстрым просвечивающим взглядом, оценив и как сидим, и как быстро можем вступить в схватку.
Левченко вскочил, но не вытянулся, это не в коридорах Генштаба, здесь формальности соблюдаются чисто символически, а прибывший еще раз оглядел нас внимательно и уже несколько по-хозяйски.
– Быстро среагировали.
– Да, господин полковник, – бодро ответил Левченко, – мы ждали завтра-послезавтра.
– Мы сами только что, – сказал я, – от самого Стельмаха. Говорили как раз на эту тему.
Полковник насторожился, спросил быстро:
– Тему документов?
– Да.
– И что он сказал?
– Что не будет их публиковать, – сообщил я. – Так что всем нам нужно стараться, чтобы он жил долго и счастливо. А перед кончиной чтобы вообще отменил рассылку.
– Это он так сказал?
– Это я от себя, – признался я. – Он сказал, что публиковать не будет. Но мы же понимаем, что он уже стар. Его лучше ничем не волновать! Потому что может хватить инфаркт или инсульт, а в этом возрасте такое точно летальный конец, как говорят медики, избегая слово «смерть». Как думаете, что скажет, когда узнает о захвате его любимой внучки в заложницы?
Он нахмурился.
– У нее сразу отобрали мобильник.
– А если позвонит он сам? – спросил я.
Он коротко усмехнулся.
– Он звонит ей четыре раза в год. С днем рождения, днем Великой Октябрьской революции, днем Победы и с Новым годом. В остальное время звонит она. Уже без дат, а когда вздумается. Так что здесь ваши дали маху! Не она у него любимейшая внучка, за которую все отдаст, а это он у нее любимейший дед, которого обожает и которым гордится.
